– К чему об этом говорить? – небрежно возражал он.
Он был страстным любовником, Лаура понимала это, хотя для сравнения у нее был единственный «опыт» с Френсисом.
Нередко он был таким неистовым, что целый год, пока Лилиан и Сесилия еще жили вместе с ними, она боялась, что они слышат их по ночам.
Тетушки хорошо относились к Бэду, им нравился его энтузиазм.
– Не всякий сумеет взяться как следует за ваше дело, – внушал он им. – Я буду работать с огоньком, вот увидите!
Выросшему в глуши Бэду очень нравилось жить в городе. Он вспоминал, как впервые был в этом городе мальчишкой, с родителями.
– Я заметил дощечку доктора Элкота рядом с вами. Вот уж не думал, что буду жить в соседнем доме.
Тетки словно бы гордились тем, что их зять вырос в глухой провинции.
– Да, он не из аристократов. Хорошее, здоровое начало, – с удовлетворением констатировали они.
«Оборотная сторона снобизма», – думала Лаура.
Бэду нравилось, что дом содержится в идеальном порядке. Обед в строго установленное время, ваза с цветами на столе, приборы полированного серебра. В каждой комнатке – вазочки с ароматными сухими лепестками, и часы с боем на площадке лестницы.
Не прошло и полгода как Лаура забеременела. Бэд был очень доволен доказательством своей мужской силы и не сомневался, что родится мальчик, копия отца, с которым он будет играть в баскетбол, в футбол и ловить рыбу. Она действительно родила мальчика и назвала его Том, Томас – в память о своем отце. Ребенок родился в день похорон доктора Элкота.
– В этой семье мужчины умирают рано. Слабое сердце, – сказала тетя Сесилия. – Не доживают до шестидесяти. Дай-то Бог, чтобы Френсис был исключением. – Она говорила с Лаурой по телефону. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы посетители осаждали тебя в больнице, но я сказала Френсису, что он может зайти к тебе во второй половине дня, – сообщила она извиняющимся тоном.
– Зачем ты это сделала?! Я только вчера родила ребенка и не в силах принимать никого, кроме членов своей семьи.
– Френсис такой добрый друг. Я предложила ему посмотреть на мальчика. Он побудет у тебя всего минутку. Ведь он скоро уедет – разберет архивы отца и сразу вернется в Нью-Йорк. Когда ты вернешься домой из больницы, его уже здесь не будет.
Лаура была вне себя. И, наверное, Френсис тоже. Она была уверена, что он вовсе не хотел навестить ее в больнице, а уступил назойливости тети Сесилии. Встревоженная и раздосадованная, она думала, как ей вести себя с Френсисом, когда он появился с большой коробкой конфет, которую неловко положил на прикроватный столик.
– Я вспомнил, что вы – сластена, – он натянуто улыбнулся.
Она сразу убедилась в том, что он вовсе не хотел приходить, что он растерян и испуган. «Мог бы найти предлог отказаться», – сердито думала она.
Пламя стыда охватило ее, как будто она не лежала в постели, укрытая до подбородка одеялом. Она чувствовала то, что испытывает человек в нелепом сне, когда ему представляется, что он идет раздетый по многолюдной улице и все смотрят на него. Нахлынули ужасные, постыдные воспоминания: как она, прижимая к животу подушку от софы, бежит в ванную, ее выворачивает, и, умыв лицо, несчастная и оцепеневшая, она смотрит в окно, где сияет летний день.
– Ваши тети сказали, что у вас родился чудесный мальчик.
Ей захотелось взять реванш. Показать ему, что она не жалеет, ну совсем не жалеет о прошлом.
– Да, – сказала она весело и звонко. – Мальчик чудесный. Вылитый отец. – И она подняла на Френсиса взгляд, светящийся материнской гордостью. Но он не смотрел ей в глаза, устремив взгляд на стену над изголовьем кровати. Она решила, что он испытывает неловкость и робость, и это восстановило ее душевное равновесие. Она села, опираясь на подушки, и высоко вскинула голову. Пусть он видит, что она заняла свое место в мире – счастливая, окруженная любовью и заботой женщина в шелковой розовой рубашке, вся комната уставлена цветами. Приличия требовали, чтобы она предложила ему сесть. Но с какой стати она будет это делать! Да он и сам, конечно, хочет поскорее уйти.
– Пожалуйста, присядьте, – услышала она собственный голос.
– Спасибо.
Его взгляд блуждал по комнате, ни на чем не останавливаясь. Но, конечно, он не мог не заметить, как сияют на солнце ее золотистые волосы, падающие на плечи. Он снова взглянул на ее белокурую головку на подушке. А его жена, эта Изабелла, которой он «не в силах был причинить боль»? Как она выглядит, как разговаривает, какая у нее походка? Как он ее любит?
Ведь он сказал: «Я должен был жениться на тебе, Лаура!» Сказал! А теперь спит с Изабеллой.
Спят ли они в двойной супружеской кровати? Бэд Райс спит рядом со мной каждую ночь. Он бормочет в мою шею:
– Твои нежные, душистые волосы… Ты самая красивая на свете… Нежная Лаура, – называет он меня. – Ты так много знаешь, так хорошо все умеешь, мне повезло, что я нашел тебя. А где я тебя нашел? На лестнице в библиотеке. Помню эту лестницу, – смеялся он.
– Ваши тети просили меня посмотреть на ребенка.
– Это не обязательно, – вежливо сказала она. – У вас еще столько дел дома! Зачем вам терять время, вы слишком деликатны.
– Вовсе нет! Я хочу посмотреть на него.
Тогда она вдруг вспомнила, и расстроилась, что вспомнила не сразу, почему Френсис приехал домой.
– Мы так огорчены смертью вашего отца. Все его любили.
– Да. Ему выпал короткий век. – Он помолчал. – Будете вы снова давать уроки музыки?
Зачем он говорит о пустяках? Ведь он наверняка прочел в ее душе гордый вызов: «Ты думал, что нанес мне смертельный удар, а я победила тебя! Каждую ночь меня страстно ласкают и нежат, и этот малыш, чудесный малыш – дитя любви», – твердила она ему мысленно, а вслух вежливо ответила:
– Я найду время и для ребенка, и для занятий. Да, мы все слышали о ваших замечательных успехах. Ваши родители говорили нам.
Френсис издал медицинский справочник, который имел успех. Лаура почувствовала, что она похвалила его как-то снисходительно, словно школьника, который принес хорошую отметку, и, покраснев, добавила:
– Мы здесь всегда знали, что вы прославитесь.
– Спасибо, – ответил он просто и встал. – Ну, я ухожу. Молодым матерям нужен покой.
«Молодым матерям»? А его Изабелла – тоже молодая мать? Наверное, нет. Не то он сказал бы, что и у него есть ребенок. Но для чего он пришел? Какой-то нелепый, непонятный визит. Странный, даже смешной. Не надо было ему приходить. Но он продолжал разговор:
– Моя мать хочет продать дом и уехать на Запад. У нее там много родственников.
– Да, смерть вашего отца – потрясение для нее и для вас. Спасибо, что навестили меня в такие тяжелые для вас дни.
– Мне хотелось это сделать. Я думал о том, что мой отец был бы рад увидеть этого ребенка. Он умер за два часа до его рождения.
Френсис закрыл за собой дверь, и его шаги гулко прозвучали в коридоре. Лаура почувствовала комок в горле, – подступающий ком сожаления и боли. «Да, Френсис, ребенок мог бы быть внуком твоего отца… Не странно ли, Френсис, что я лежу в этой палате, а внизу в детской комнате лежит ребенок Бэда Райса, – и это случилось по твоей вине, Френсис!»
Через день она вернулась домой. Какие пустяки сохраняются в памяти! Когда Тома привезли из больницы, Бэтти Ли приготовила жареных цыплят и песочное печенье, а Бэд встретил сына в детской с большим игрушечным медвежонком-пандой в руках.
– Боже, – сказала Лилиан, – это игрушка, по крайней мере, для пятилетнего.
