Вечер был тихий. Жара, точно нехотя, спадала. Заслонов шел и с удовольствием думал, что завтра будет такой же солнечный, радостный день.
Он всегда ходил через станцию.
Когда Константин Сергеевич прошел пути, мимо него с грохотом промчался шестнадцатый скорый Брест — Москва. Из паровозной булки глянуло задорное, загорелое лицо помощника машиниста Сергея Пашковича, сидевшего за левым крылом.
Перрон сразу наполнился народом. Из вагонов на платформу прыгали пассажиры и, как всегда, спрашивали у проводников: «Долго стоим?», «Где буфет?»
— Товарищ ТЧ[1], здравствуйте! — тронул кто-то Константина Сергеевича за локоть.
Заслонов обернулся. Перед ним, с портфелем в руке, стоял секретарь райкома — Ларионов, видимо, приехавший с шестнадцатым.
Это был седой человек лет сорока.
— Что, домой? — спросил он у Заслонова после первых приветствий.
— Вырвался пообедать. А вы, товарищ Ларионов, из Минска?
— Да.
— Я в Минске с полгода не был. Как он там?
— Не узнаете: строится, растет — день ото дня становится красивее!
— Как и вся наша страна. Так и должно быть! А урожай под Минском какой?
— Не хуже нашего. Хлеба и травы прекрасные. Будет у нас и хлеба и кормов вволю. Вам, железнодорожникам, придется потрудиться с перевозкой зерна.
— Перевезем. Скоро уж и вагоны под зерно начнут прибывать.
— А своих слесарей на уборочную готовите посылать?
— Готовим. Поможем.
— Дело доброе! Уборка уже не за горами.
Они вышли на привокзальный двор. Райкомовская «эмка» ждала у киоска.
Шофер улыбался, приветствуя обоих.
— Садитесь, товарищ Заслонов, подвезем, — предложил Ларионов.
— Благодарю, мне недалеко. Я хочу пройтись, вечер-то какой чудесный! Завтра я вдоволь накатаюсь на своей «жар-птице».
— У товарища Заслонова мотоцикл — красота! — похвалил шофер. — «Промет». Настоящая «жар- птица»!
— Как же, как же, знаю, видел! — ответил секретарь райкома, садясь в «эмку». — Так заезжайте к нам, товарищ Заслонов! — крикнул он в спущенное окно, когда машина легко взяла с места.
Константин Сергеевич направился домой.
Подходя к дому, он уже издали увидал своих: жена сплела с книгой у раскрытого окна, а «бусеньки», как называл Заслонов дочерей, играли в палисаднике. Младшая Иза — ей было полтора года — бегала, а восьмилетняя Муза делала вид, что ловит сестренку и не может поймать. Потом, вероятно, мама сказала им из окна: «Дети, папа идет!»
И обе девочки, увидев отца, кинулись к нему навстречу.
Иза неумело, но что было сил бежала впереди. Красный бант в ее волосах смешно подпрыгивал. А Муза — сзади, за нею, готовая подхватить сестру, если она будет падать.
Тогда Константин Сергеевич тоже пустился бежать им навстречу. Он не просто бежал, а при этом смешно приплясывал, выделывая ногами уморительные коленца.
Муза хохотала, глядя на то, что? делает отец, а Иза была всецело поглощена своим бегом. Она взглянула на отца только тогда, когда очутилась у него на руках.
Константин Сергеевич схватил Изу на руки и, целуя, понес к дому. Он попрежнему не переставал смешно выплясывать.
III
— Женя! Женя! — позвали с улицы.
Женя чистил в коридоре костюм, собираясь итти к Константину Сергеевичу. Он вбежал в комнату и так, со теткой в руке, выглянул из окна.
Перед домом стояли его деповские товарищи — слесаря Коля Домарацкий и Алесь Шмель.
Коля — высокий, черноглазый паренек — первый в железнодорожном клубе актер. Алесь с виду неказист, но на все руки: ловок в работе, музыкант и остряк.
Алесь держал мандолину. Друзья, видимо, собирались повеселиться в выходной день.
— Куда это вы? — спросил Женя.
— Поедем с нами кататься на лодке, — предложил Коля.
— Не могу.
— Почему?
— Обещал быть в одном месте.
— Кому это обещал? — хитро сощурился Алесь.
— Дяде Косте, — не без гордости ответил Женя. — Поеду с ним на мотоциклете. Я ведь помогал ему красить машину.
— Вон оно что-о! — с завистью протянул Коля.
— Что тут особенного? — вмешался Алесь. — Мне дядя Костя дал книжку почитать.
— Да ну? — удивился Коля.
— Не веришь? Спроси у сестренки. «Педагогическая поэма» называется. Интересная! Куда же вы поедете с дядей Костей? — повернулся он к Жене.
— Должно быть, за Днепр, по шоссе…
— Ну что ж, поезжайте, глотайте пыль, а мы покатаемся на лодочке, — сказал Алесь и, наигрывая на мандолине веселый марш, ушел вместе с Колей.
Женя привел себя в порядок и глянул в зеркало. Он увидел те же голубые, быстрые глаза, русые волосы, стриженные «под польку», и на щеке знакомую царапину — след последней футбольной игры.
— Мама, я пошел! — сказал Женя, выходя из дому.
Константин Сергеевич Заслонов жил неподалеку, в маленьком деревянном доме.
Подходя к дому, Женя издалека увидал перед крыльцом красный «Промет». Возле него стоял, окруженный соседскими ребятишками, дядя Костя. Тут же были и его дочери — Иза и Муза.
— Во-время явился. Пришел бы чутеньки попозже, я бы уже укатил, — здороваясь с Женей, сказал дядя Костя. «Чутеньки» было любимым словечком Заслонова.
— Константин Сергеевич, как же можно опоздать? Приказ есть приказ, — весело ответил Женя.
— Ну, тогда поехали!
Дядя Костя повел мотоциклет. Женя повернул кепку козырьком назад и вскочил на багажник. Он сидел сзади за Константином Сергеевичем.
Красный «Промет» помчался по дороге.
— Жар-птица! Жар-птица! — кричали сзади мальчишки, напрасно старавшиеся догнать мотоцикл.
Железнодорожная линия, где пели рожки стрелочников, знакомые улицы и дома поселка побежали назад.
Еще несколько минут — и вслед за ними умчался мост через Днепр. Купающиеся ребятишки на одно мгновение мелькнули на берегу.
Какая-то шалая собачонка, выбежавшая из дома, тявкнула и пропала.
Впереди протянулась ровная лента шоссе.
Утро было ясное и тихое. Ветерок свистел в ушах у Жени, приятно холодил лицо и шею.
Тридцать километров незаметно остались позади. Солнце уже поднялось и основательно припекало.
