– Да. А кто у вас самый главный?
– Горбачёв.
– Он у нас тоже был главным. До августа девяносто первого года.
Петровский не слишком уважал Горбачёва, считая, что последний лидер СССР не воспользовался имевшимися возможностями, испугался кардинальных перемен. Выходит, в этой вселенной он реализовал шанс, не только свой, но и огромной страны. Или, может быть, здесь под той же фамилией обитал по сути другой человек?
Василий решил не углубляться в подобные тонкости. Ему захотелось выпить за их с Астаховым очередное, теперь уже в этой вселенной, знакомство. Предложение было поддержано. Едва рюмка опустела, Василий мечтательно проговорил:
– Когда мы познакомились в первый раз, тут, в этом зале, но в другой вселенной, вы так увлекательно рассказывали про Хокинга, про Виленкина. – Тут он состроил чуть сконфуженное лицо. – Признаюсь, я прежде не слышал про них.
– Виленкин – удивительный человек. – Астахов елейно улыбался.
За соседним столиком опять шумели молодые поэты. Когда они успели появиться? Рассеянно глянув на них, Петровский тотчас отвернулся.
– А Хокинг?
– Хокинг? Он просто гений. Вы ничего не знаете про него?! – Как оживился Астахов, каким восторгом светилось его лицо. – Когда Хокингу был двадцать один год, врачи диагностировали у него амитрофический боковой склероз. Это прогрессирующее заболевание центральной нервной системы. При таком диагнозе пациенты живут в лучшем случае несколько лет. Он выжил. И в середине семидесятых, заявил себя как выдающийся ум. Например, доказал, что чёрные дыры должны излучать энергию. – С каким восторгом, с какой любовью рассказывал Астахов о постороннем для него человеке. – В семьдесят девятом Хокинг стал профессором прикладной математики и теоретической физики в Кембриджском университете. Между прочим, триста лет назад эту кафедру занимал сам Исаак Ньютон, с которым часто сравнивают Хокинга. – Тут печаль упала на его лицо. – К сожалению, болезнь дала о себе знать. Хокинг потерял возможность говорить и с тысяча девятьсот восемьдесят пятого общается с миром при помощи речевого компьютера. Теперь его состояние намного хуже – он почти полностью парализован. Однако, не теряет оптимизма. – И вновь лицо оживилось. – На вопрос о том, что он сам считает главным своим достижением, говорит: «То, что Роджер Пенроуз и я доказали, что время берёт свое начало в момент Большого Взрыва и завершается в недрах чёрных дыр.» Но я бы поставил выше его последнюю книгу «Вселенная в скорлупе ореха». Там Хокинг задает удивительный вопрос: «Снятся ли нам ангелы или мы снимся ангелам?» И отвечает: «Снимся мы.» Представляете? – Теперь Астахов прямо-таки светился. – Его теория объясняет даже такие сверхчувственные феномены, как ясновидение и телепатия. «Наш мир – голограмма,» – утверждает Хокинг. А, как известно, любая точка голограммы содержит всю записанную на ней трёхмерную информацию. И если разбить голографическую пластинку и взять осколок, мы увидим ту же картину, что и прежде. Вывод очевиден: информацию не нужно передавать, её нужно считывать.
Эта мысль понравилась Петровскому, которого больше, чем рассказ, увлекли метаморфозы лица Астахова.
– Давай выпьем за то, чтобы считывать информацию, а не передавать, – предложил Василий. – Ничего, что я перешел на «ты»?
– Ничего.
Они с удовлетворением чокнулись.
«А водка здесь лучше, чем у нас, – подумал Петровский, поглощая очередную порцию славной жидкости. – Пьётся легче.»
Поход за второй бутылкой был неминуем. Нашлись и достойные пожелания для употребления вновь принесённой водки: за космологию, за литературу, за непременные успехи каждого из их двойников, за прекрасных дам в каждом из параллельных миров. Проблемы с тостами не бывает, если пьётся в удовольствие.
Когда они покидали Нижний буфет, Петровский бросил взгляд на зал – всего один человек оставался под бежевыми сводами с тёмно-коричневыми балками. Он спал, положив на руки голову, увенчанную пышной седой гривой. Похоже, и здесь он был известным в прошлом литературным критиком.
Невероятная теплынь стояла на улице. Посмотрев на ясное, лишь только начавшее темнеть небо, Астахов дал волю своему восторгу:
– Такой день… Великий день. Я должен всё осмыслить. Пока что ясно только одно – параллельные вселенные существуют. – Он с нежностью посмотрел на Петровского. – Спасибо вам. Огромное спасибо.
– Да я, собственно говоря, с радостью… – Василий оглядывался по сторонам. – Где твоя машина?
– Нет машины.
– Как, нет? Совсем?
– Совсем.
– Что же ты не купил?
– Теперь куплю. Теперь точно куплю… Надо сообщить миру о существовании параллельных вселенных.
– Как? Будем говорить об этом всем прохожим?
Астахов задумался – и вправду, как? Через несколько секунд решение было найдено.
– Лучше всего сообщить в Центральный комитет Коммунистической партии.
Похоже, он готов был идти на Старую площадь немедленно.
– Давай отложим это назавтра, – вежливо предложил Василий. – Мы с тобой не совсем трезвые. Нехорошо. Такая важная информация, а мы… Назавтра! Всё назавтра.
– Хорошо! – Астахов размашисто кивнул в знак согласия.
По Садовому кольцу буднично летели машины. Понуро стояли по обе стороны дома. Левее тянулась в небо стройной пирамидой помпезная высотка, одна из тех, которые воздвигли в сталинские времена… Петровскому вдруг показалось, что не было никаких перемещений, что всё привиделось. Он глянул на стоящего рядом Астахова с подозрением. Следовало проверить его реальность, как и всего остального. Не долго думая, Василий шагнул на проезжую часть, намереваясь пройти сквозь призрак ближнего к нему автомобиля, но был схвачен крепкими руками.
– Вы что?! Собьют! Зажжется зелёный, пойдем. У вас там что, на красный бегают?
Петровский обернулся, пристально посмотрел на Астахова и, вместо ответа, спросил:
– Где находится ЦК КПСС?
– На Старой площади, – нетвердым голосом выговорил Астахов.
– Ну… это каждый знает. А какую должность занимает Горбачёв?
– Генеральный секретарь КПСС и бессменный президент СССР.
Пока Василий решал, что на это сказать, зажёгся зелёный. Вереница белых полос на асфальте стала доступна для пешеходов, и толпа, уставшая от ожидания, ринулась навстречу другой толпе, томившейся на противоположной стороне Садового кольца. Увлеченный общим движением, Василий пересёк широкую улицу, и тут вспомнил про Астахова. Астрофизик обнаружился неподалеку. Что за мысли роились в учёной голове?
«А на выпивку здешний Астахов слабее нашего,» – не без гордости заключил Василий.
Проводив Астахова до метро «Баррикадная», Петровский направился в сторону Тишинки. Слева тянулся живописный забор Зоопарка. Чуть позже над ним проплыл пешеходный мостик, соединяющий две части пространства, отданного зверям и взирающим на них людям. Симпатичные башенки как две капли воды походили на те, которые он частенько видел в своей вселенной. Вот ведь и Центральный дом литераторов не отличался от своего двойника.
«Может быть, всё происходит в одних декорациях? – припёрлась шальная идея. – Люди – разные, окружение – одно и то же… – Трудно было оценить трезвость собственной мысли. – Может быть. А как узнать?» И в самом деле, узнать это не представлялось возможным.
Он вернулся домой в хорошем расположении духа. Едва открыл дверь, из комнаты выбежала Наталья. Она смотрела на него взволнованными глазами.
