Реальность пошла полосами, широкими разноцветными кругами. Но перед тем как это случилось, Арлея заметила, что механический остров медленно оседает, кренясь все сильнее и растекаясь, будто комок воска, брошенный в костер.
Глава 13
На палубе драйера бушевал пожар, когда его нос врезался в арку. Оба шержня находились далеко в стороне и не могли прийти на помощь. Оставшаяся в живых команда, ведомая вооруженным парой мечей капитаном и раненным в плечо боцманом с охотничьим двузубцем в руках, стала прыгать на арку, навстречу бегущим гаеракам.
Скайва плыла в сотне шагов в стороне, когда Экуни Рон, стоящий на баке у правого борта, увидел, как в светло-рыжем тумане возникло что-то длинное и широкое. Оттянув с лица влажную треугольную повязку, пропитанную травяным настоем, он закричал:
– Мистер Дорин! Дорин!! Колесо!!!
Вскоре пушки правого борт громыхнули – половина ядер попала в цель. Колесо взорвалось обломками, окутавшись дымом, который в тумане казался фиолетовым, и развалилось у самого борта скайвы. На палубу успели прыгнуть три или четыре гибкие фигуры. Король с рапирой в одной руке и трехствольным пистолетом в другой бросился к ближайшему льву. Перемахнув через борт и прокатившись по палубе, гаерак вскочил. При падении он выпустил ассагай и теперь оглядывался, выискивая свое оружие.
Спрыгивая с полубака, Экуни выстрелил ему в грудь. Король был уверен, что попал, он даже заметил, как дикарь качнулся... но не свалился и не издал ни звука.
Рядом не было ни одного моряка, хотя дальше между натянутыми канатами в тумане металось несколько фигур, оттуда доносился лязг. Рон, ударившись ступнями о палубу, не удержал равновесия и упал на колени. Гаерак был близко, и король выстрелил второй раз.
Он хорошо разглядел рану на бледно-красном, поросшем мелкими жесткими волосами животе дикаря. Придерживаясь за канат, лев нагнулся, вскинув ассагай, метнул его в короля. Одновременно тот выстрелил еще раз – и попал в голову.
Ассагай ударил Рона в грудь. Когда они еще только подплывали к арке, Экуни надел кольчугу, доставшееся от отца дорогостоящее изделие оружейников Гельштата. Вскрикнув от боли, он опрокинулся на палубу, хрипя, перевернулся на бок, затем сел. Ассагай лежал рядом, острие его было сломано. Ощущая тошноту, Рон уперся рапирой в доски и стал выпрямляться, скосив глаза вниз: заостренный кусок металла застрял между кольцами, погнув и сломав несколько.
Когда он поднялся на ноги, гаерак сорвался с места, упал на четвереньки, двигаясь все быстрее, ударяя по палубе ступнями и кулаками, преодолел таким манером несколько шагов и прыгнул, распрямившись в воздухе, вытянув руки со скрюченными пальцами, – мгновение Рон видел перед собой его заросшее красной щетиной полузвериное лицо, а затем кончик поднятой рапиры вонзился в правый глаз дикаря.
Экуни всадил оружие глубже и начал пятиться, потому что гаерак зашагал к нему. Клинок вошел на длину кисти и, должно быть, уперся в заднюю часть черепа. Дикарь напирал, толкая Рона перед собой, пытаясь дотянуться до горла врага. Движения льва стали неверными, пальцы дергались, изо рта текла кровь, но он продолжал идти. Экуни увидел, что сражение на палубе завершилось: те несколько дикарей, которые успели перепрыгнуть с колеса, были убиты. Теперь большинство моряков стояли вдоль правого борта и стреляли в облака, добивая оставшихся в живых.
– Король! – прозвучал громкий голос. – Где его величество?
– Он был на баке.
Сразу трое бросились в сторону носа. Экуни ударился лодыжкой о нижнюю ступеньку ведущей к носовому возвышению лесенки, покачнулся и упал на колени. Он обеими руками вцепился в рапиру, удерживая ее клинком вверх. Гаерак наклонился над ним, и тогда король резко подался вбок, обрушив дикаря на палубу. Голова того стукнулась о палубу, лев дернулся и замер.
– Ваше величество! – рядом возник Дорин с двумя матросами. – Вы... откуда здесь...
Экуни не слушал. Он был охвачен тем же чувством, которое испытал, когда в мелкооблачье охотились на преторианца, убийцу матери. Кровожадное возбуждение и ярость клокотали в его сознании.
Что-то прорычав, он взбежал на бак. Скайва почти достигла арки, где возле медленно тонущего драйера кипело сражение. Сквозь туман то и дело вздымались клубы дыма от пистолетных и оружейных выстрелов, вопли и стоны слились в неровный гул.
– Принцесса где-то там! – выкрикнул Рон, занося рапиру над головой. – За мной! Шержни уже рядом – вперед!
Не оглядываясь, он вспрыгнул на борт и оттуда обрушился на дикаря, стоящего спиной к нему, вонзил рапиру ему между лопаток.
Красно-рыжий мир сиял яркими кровавыми красками, опасные тени кишели в нем, сновали вокруг короля. Охваченный безумием Экуни Рон Суладарский с ревом ворвался на середину арки. Моряки спешили следом. Краем сознания Экуни будто со стороны удивленно наблюдал за собой. Внутри каждого человека живет образ самого себя, некое представление о себе, неясная фигура, включающая как внешний вид, так и черты характера, манеру держаться и говорить – все то, чем человек является на самом деле, или то, что он о себе додумывает. Собственное отражение во внутреннем зеркале сознания у одних людей более точное, у других мутное и неверное. Экуни, будучи человеком наблюдательным и рассудительным, составил о себе впечатление более или менее правильное – и вот теперь он с ужасом и оторопью видел, как этот внутренний образ рассыпался, обнажив истинный лик.
Он видел себя: вопящий что-то нечленораздельное дикарь с искаженным лицом и горящими глазами, в сбившейся набок треугольной повязке, с бороды капает кровь только что убитой львицы, надетая поверх кольчуги рубаха разорвана, под ней – погнутые железные кольца и темное пятно на груди, где кожа рассечена кончиком ассагая.
Рон был тем, кто глядел на этого объятого гневом и кровожадной яростью дикаря – и самим дикарем, это он, а не какой-то другой «Экуни Рон» бежал, сопровождаемый моряками, перепрыгивая через заросли лозы, углубляясь в рыжее облако летучего яда; это он ревел и размахивал рапирой, погружая ее в тела врагов, это он падал под ударами, катился, вскакивал, подрубал ноги и отпрыгивал. Это его сердце колотилось в груди, наполняя уши тяжелым грохотом.
А потом сквозь висящее в воздухе плотное красно-рыжее покрывало он увидел принцессу.
Здесь заросли лозы превращались в толстый мягкий слой переплетенных стеблей. В центре арки торчали два длинных шеста, между которыми, крепко привязанная за лодыжки и запястья, висела Гельта Алие.
К принцессе приближались две львицы с котлом на плечах, сзади шел гаерак, обладатель длинных седых волос – первый старик, которого король увидел здесь, – вооруженный ножом. У оружия было длинное изогнутое лезвие, каким обычно орудуют мясники... И когда Рон осознал, что они собираются сделать с Гельтой, мир исчез.
Он возник вновь лишь через несколько мгновений. Король нависал над лежащим ничком стариком, вонзив рапиру в спину между лопаток, наваливаясь на рукоять всем телом и пытаясь погрузить клинок еще дальше, хотя тот уже пробил грудь и уперся в коралл. Несколько матросов дрались с львицами, одна из которых, стоя на коленях, размахивала тяжелым котлом, а вторая, рыча, тянулась растопыренными пальцами к лицам окруживших ее мужчин. Говорили, что гаераки мажут ногти ядом лозы, и потому матросы прыгали вокруг, стараясь увернуться.
Рон выдернул рапиру – залитый кровью старик у его ног еще дергался, но встать теперь не мог, – поднял оружие, чтобы срезать веревки, которыми запястья Гельты были прикручены к шестам. До принцессы оставалось с десяток шагов, когда из тумана сверху опустилось толстое щупальце и ударило в один из шестов.
