Кровать для троих

Ева (с чемоданом в руке стоит рядом с Адамом и словно читает надписи на надгробьях). Бедные девочки. Прожили пять отцовских лет, по два свои года и по девять материнских месяцев. Страшно. Сладкие маленькие атлантки. Дайте мне на вас еще разок посмотреть. Я им тетка, а вот уж даже и не помню, как они выглядели.

Подходит к саркофагам и хочет посмотреть через отверстия для глаз, которые находятся в крышках. Тот останавливает ее.

Тот. Нельзя. Эти отверстия сделаны для того, чтобы они смотрели на нас, а не мы на них. Но они были красивыми.

Ева. Да, они были красивыми, и их было легко любить. Но не это главное. Было в них что-то более важное, чем это. Они могли любить нас. Они мечтали стать другими и не быть похожими на нас. Мечтали по пять раз родить девочек-близняшек, которые выстроят бессмертный город, опоясанный кольцами воды и земли, мечтали одарить его горячими и холодными источниками и двумя урожаями в год, выстроить там храм, в который смогут заплывать корабли, а вокруг него насадить сады, обильные фруктами, которые с одной и той же ветки дают и еду, и питье, и масло для помазания, мечтали устроить возле воды купальни для женщин, королей и коней, мечтали о равноправии четных и нечетных чисел и на Земле и во Вселенной, мечтали о темно-синих одеждах — одеянии праведности, мечтали о нежности и рассудительности в трудные дни, мечтали о том, что их род еще долго не скрестится с родом смертных и человеческая природа не сможет перевесить их природу… Мечтали, а теперь больше не мечтают… А ведь могли придумать математику, отличающуюся от ошибочной математики Адама. Могли быть Богом даже много раз в течение одной жизни… Могли из самих себя породить новый мир… Гораздо лучший, чем наш… А их мать теперь попадет под дождь, чтобы добраться до них…

Анубис. Сейчас посмотрим, верно ли то, что ты сказала о них, женщина, посмотрим, какими они были на самом деле. Взвесим их души. (Совершает необходимые действия, сопровождая их комментарием.) На одну чашу весов кладем их сердца, на другую одно перо. Если сердца перевесят, значит, они тяжелы от грехов. Если перо окажется тяжелее двух их сердец, писец богов Тот запишет, что в их сердцах греха нет.

Происходит египетский погребальный обряд взвешивания душ (с помощью сердец и пера), при котором присутствуют бог Анубис и писец богов Тот. Перо перевешивает, и тогда через отверстия в крышках саркофагов из глаз мумий девочек вырываются вверх пучки света, которые на потолке рисуют божественные картины.

Ева. Что это? Заклинаю тебя светом, скажи, что это?

Тот. Сейчас мы видим то, что они видят в своей смерти. Это те пространства, которые они сейчас преодолевают.

Слышна погребальная мелодия, а потом солнечная лодка с богами и двумя саркофагами уходит вниз через открывшийся в полу люк, как в крематории. Адам и Ева поднимаются на сцену и садятся в кресла.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Квартира Адама. Адам и Ева сидят в креслах. В углу большой комнаты, в нише, огромная трехспальная кровать. В комнате неописуемый беспорядок и крайнее запустение. На стене в черной раме фотографии двух покойных дочерей Адама.

Ева. Ты, Адам, не можешь поймать ни одной своей мысли, словно это мухи.

Адам. А зачем мне их ловить? Каждый знает, на что мухи сами ловятся.

Ева проницательно смотрит на него, и он непроизвольно стирает ее взгляд со своего лица.

Ева. Что обтираешься? Словно у меня взгляд грязный! Хочешь сохранить наследие отца, а не в состоянии сохранить даже собственных дочерей. Смотри не вздумай сопли распускать! Где были мои глаза, когда я пошла за тебя. Разведенный, да к тому же и глупый.

Адам. Это тебя сестра прислала сказать мне такое? Что же она сама не приехала похоронить своих цыплят? Спит с дьяволом и поздно встает?

Ева. Почему ты ей не сообщил?

Адам. Я подумал, делать нечего — жми дальше и терпи молча. Ты же меня знаешь. Печаль не у всех соразмерна разуму.

Ева. Не у всех, уж это точно.

Адам. Нет. И я, и полиция предприняли все возможное, но безуспешно. Высоко небеса, и тяжки наши телеса.

Ева. Муж сестры — это такой персонаж, с которым рано или поздно ляжешь в постель или вообще никогда не найдешь общего языка. В моем случае оказались актуальными оба варианта… Просто не понимаю, как моя сестра могла за тебя выйти. За одного-единственного под сводом небесным, который был не в состоянии ее любить. Потому что ты не можешь любить никого. Ты, Адам, просто какой-то студень из слизняков. А хуже всего то, что потом и я за тебя вышла. Но я — это не ты. Я всегда все тут же беру в свои руки. Есть подозреваемые?

Адам. Пока нет. Но у Бога и дьявол в слугах ходит.

Ева. Был ли майор Бейли?

Адам. Все мне очень сочувствовали, один только он держался так, словно знать ничего не знает. Но видит Бог говнюка даже через облака.

Ева. А оружие?

Адам. Какое оружие?

Ева. Ну и вопрос, Адам! Оружие, которым совершено преступление, полиция напала на его след?

Адам. Нет. Поэтому тайну оружия попытался разгадать я.

Ева. И видимо, как всегда, ты не добился успеха в разгадке этих твоих больших и маленьких тайн…

Адам. Не знаю. Сижу я тут как-то на террасе и курю. И думаю: вот и от тебя сбежал жеребец удачи и счастливой судьбы. Думаю я так, бог знает о чем, но при этом совершенно точно знаю и чувствую, что мои мысли вовсе не в голове рождаются, а вроде рыб роятся и нерестятся в воде реки. Возможно, убийца выбросил оружие в реку.

Ева. Ну конечно, в таком случае тебе больше не над чем было бы ломать голову.

Адам. Так, подумал я, если у него было мало времени, может, ему пришлось спрятать оружие совсем рядом с местом преступления… Так, подумал я, откуда воды истекают, туда они в конце концов снова и возвращаются.

Ева. Таковы людские мысли. Умеешь искать, но, когда найдешь, не понимаешь, что нашел. И что же, долго ты так курил, чтоб тебе неладно было?

Адам. Не знаю. Но только на следующий вечер почувствовал я, что с реки мысли мои переселились в этот сад, где пахнет липами, и падают на ветки, словно птицы. Обрадовался я, чуток полегчало, ну, думаю, похоже, на правильную дорогу выбираюсь, туда, где и земли, и звания раздают…