белую линию ключиц и ямочку, в которой, словно в сети из кошачьих шагов, дремал рыбий глаз.
— Где Папа?
— Папа у меня. А теперь рви прочь! Рви так, точно за тобой спустили свору псов Преисподней!
— Вау! Клевая тусня! — Это была нимфетка.
Девчонка пристегнула ремень безопасности, ее кукольное личико светилось от предвкушения. Я начинал понимать, почему Константин выбрал ее. Парочка развратных оторв. Они верили в то, что хотели, брали от жизни по максимуму, выжимали из нее все соки. Дети были очаровательны в своей безбожности. И они эксгумировали мое сердце — я вновь был самим собой. И револьвер вновь пел в моей руке.
Да, черт, все просто зашибись! Клевая тусня!
Бритоголовый малыш сидел рядом со мной и судорожно впивался пальцами в острые коленки.
— Лови кайф, детка, — посоветовал я ему. — Пристегнись и лови, мать твою, кайф.
Машина с визгом сорвалась с места, сшибая табличку: «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА».
— На кой черт ты их соблазнил? На кой черт ты раздразнил синих?! — заорал Константин, выворачивая руль и чудом не размазывая по асфальту переходившую через дорогу стайку старья из дома престарелых. Они бросились на асфальт, словно ища поддержки и утешения в его непоколебимой тверди. — Чертовы мумии! — возопил входящий в кондицию маньяка парень. — Смерть — это высшая идея! Смиритесь со своей ветхостью!
У тощего старикана в малиновом котелке пошла пена изо рта. Константин демонически захохотал и ударил по газу. Я убрал руку от револьвера, простив чуваку его слабости.
Мы пронеслись мимо черного рынка, вниз по склону, к планетарию, и еле вписались в поворот направо. Архисложный маневр, особенно когда за рулем минус-человек плюс-маньяк. Черный зев туннеля сомкнулся вокруг нас. Голограммы, мигающие стрелки, предупреждения, лимиты — яркие звезды на черноте бетона. Здесь царило оживленное движение — организованный хаос.
На светофоре к нашей машине подскочили какие-то сектанты, размахивая брошюрками и мини- библиями. Очень скоро терпение Константина приказало долго жить — поливая все непечатными словами, черноволосый рванул с места так, что машину повело, сектанты с криками отскочили прочь, порыв ветра вырвал у них из рук листовки и закружил в страстном танце. Константин врубил четвертую передачу и, распевая молитвы, понесся к свету, к кислотной серости столицы. Погони не было, но ему давно было плевать — он просто нарушал все возможные и невозможные правила, несся по заасфальтированным артериям Районов Упадка и, неизменно хладнокровный, наслаждался вседозволенностью.
Девочка наклонилась и поцеловала его. Он положил руку с массивными перстнями ей на колено.
Они были иконами классики. Вампир и Лолита.
Нами с Агнией, какими мы когда-то были.
Огромная алеющая буква «Ф» накачивала воздух демоническим свечением, зависнув над нашими головами. Сладкие обещания о таящей во рту булочке, пикантном кетчупе, выращенной в огромных чанах псевдоплоти (Без сосудов, сухожилий, страха — чистый продукт! Друг, не отказывай своему будущему!), а также о калорийных синтетических начинках и обжигающем каппучино. Вы должны это попробовать!
Мы с трудом вписались во въезд на стоянку фаст-фуда, Константин дал по тормозам, и машину здорово дернуло. Туман пламенел, отсвечивая алым. Не воздух, а сгусток клубничного желе. Человек- Цыпленок любил всех, кто приезжал к нему на «Ферму» отведать его гипернатуральные продукты. А особенно он любил маленьких детишек — девочек и мальчиков, — когда они залазили на его пушистые коленки и нашептывали о своих мечтах. Подонок отсидел за педофилию, что, впрочем, сделало его еще более популярным. Голограмма его оперенного лика раскачивалась рядом с божественной «Ф», нависая над улицей подобно призрачной эманации.
Дети не скрывали свой страх к троллям, в то время как страх к Человеку-Цыпленку хранили под матрасами вместе с молочными зубами и крышечками от содовой.
— Народ, на выход! — рявкнул Константин и распахнул дверцу, которая тут же вмазалась в припаркованный рядом автомобиль, оставив вмятину.
Пальто черным саваном опало вокруг моих ног. Нимфетка и мальчишка следовали сразу за нами.
Мы ворвались в ресторанчик, принеся с собой привкус осенней сырости, табака и светодиодов. Витающие под гипсокартонными арками запахи дразнили обоняние. Константин — стремительный, стройный как знаменитость, не знающий пощады гонец из Преисподней — пронесся мимо какого-то тощего прыщавого очкарика с подносом в руках, едва не оставив того заикой. Чувак завелся до чертиков и был просто шикарен. Люди нагребали свои заказы на красочных кассах. Лица работников «Фермы», верных рабов контрактов Человека-Цыпленка, источали приторные улыбки, их глаза со скрипом вращались в орбитах. На кепке-хохолке каждого шевелилась алая «Ф».
Со словами: «Посторонитесь, животные» Константин растолкал очередь.
— Пожалуйте, заказывайте, — сказала рыжеволосая крошка за кассой № 9. Это прозвучало почти как непристойное предложение.
— Эй, народ! Что будем жрать?
Из мини-динамиков, рассованных по всему ресторану, несся сладкий, будто порно-грезы, голос Человека-Цыпленка: «Куриный суп, куриный суп! Люблю куриный суп! Хочу большую тарелку куриного супа!»
— Цыплячий суп! — передразнила нимфетка. — Большую тарелку, пожалуйста!
Ею откровенно любовались и мужчины и женщины, потому что она была воплощением греха как для тех, так и для других. Маленькая девочка с длинными ванильными волосами и большими голубыми глазами. Лолита. Смех точно ювелирное украшение, которое можно повесить на цепочку и носить вместо талисмана.
— Эд, малыш? — обратился Константин к мальчишке.
— Бургер и что-то прополоскать рот.
— Феликс, дружище?
Я был не голоден.
— Два ваших фирменных супа, бургер и кола. И, черт возьми, побыстрее!
Рыжеволосая крошка за кассой растаяла от подаренного ей воздушного поцелуя.
Константин водрузил заказ на поднос и протиснулся в дальний угол зала. Влюбленная парочка после нежного «пролейте слезы или убирайтесь к черту» любезно освободила для него место. Лихо смахнув на пол салфетки и брошюры с ухмыляющейся рожей Человека-Цыпленка «Моя Ферма — Ваша радость!», Константин пригласил всех располагаться с комфортом. Мы разместились тесной компанией. Нимфетка тут же прильнула к Константину и они, на зависть посетителей, занялись друг другом. Эдуард меланхолично пододвинул к себе поднос и, развернув упаковку на своем бургере, апатично принялся поглощать горячую биомассу.
— Отвратительно, — улыбнулся я ему.
Ребятенок с ярко-белым пушком на голове созерцал меня широко распахнутыми глазами. Я смотрел на ребенка до тех пор, пока он не разревелся. Тогда извлек из внутреннего кармана Папу и положил на стол. Свет срикошетил от металлической капсулы. Просто очередное лекарство. Лекарство, которое излечит вас от самих себя, всего-то.
Константин резво откликнулся на мое действие, его рот был измазан в голографическом блеске:
— Спрячь, черт возьми, это излишество!
Я наклонился, степенно сгреб парня за воротник и потянул на себя. Нимфетка откинулась на стуле, не потрудившись поправить юбку. Она вытирала губы, наблюдая за нами. Эдуард с неоновыми глазами продолжал жевать бургер.
— Я не подписывался на остальное дерьмо, детка, — прорычал я в лицо черноволосому парню. — Оно мне не нужно, просекаешь фишку? У меня был лучший друг. У меня была невеста. Но, видимо, это не вписывалось в грандиозный замысел Белого Короля. Теперь у меня нет ничего. Давайте покончим с этим как можно быстрее. Сечете, цыплята?
Эдуард отхлебнул содовой и, подхватив то, что осталось от бургера, встал.
— Да, — кивнул Константин. Он не делал попытки разжать мои руки. Он просто смотрел мне в глаза с
