Князь орков

то и дело приходилось прятаться от гномьих патрулей, — от них не ускользнули взгляды, которыми награждали их соотечественники. Изодранный штандарт свидетельствовал о том, что они побывали в битве, а факт, что вернулись они одни, красноречиво свидетельствовал об исходе боя. Поскольку орки не поддерживали родственных отношений — братья Раммар и Бальбок были скорее исключением, — не было никого, кто скорбел бы о Гиргасе и других. Больбоуг охватил гнев — гнев на врагов, которые победили орочью свору, а вместе с ней и все племя.

Поскольку Бальбок и Раммар страшно устали, охотнее всего они сначала отдохнули бы, но им обоим было ясно, что они не имеют права делать этого, пока не доложат главному — ведь стражам все уже было известно. Грайшак не любил дурных вестей, но еще меньше он любил узнавать обо всем последним.

Дом Грайшака располагался в конце ущелья. Там сильнее всего пахло гнилью и плесенью, а на нескольких кольях, торчавших справа и слева от входа в пещеру, красовались головы убитых врагов. В основном черепушки гномов, но была среди них и одна человеческая голова, обладатель которой, наверное, был так неосторожен, что решился идти через ущелья и леса Черногорья. Хотя пещера Грайшака была самой большой во всем больбоуге, она была всего лишь прихожей еще одной, более обширной скальной пещеры. Она принадлежала Курулу, темному демону, которого орки, с одной стороны, почитали как своего создателя, а с другой — боялись как своего истребителя. Туда приносили они свои дары, там же хранились и чучела голов предводителей орков, чтобы однажды они вместе с Курулом попали в преисподнюю Лурака, где их сначала будут переваривать целую эпоху, а потом извергнут.

Пещеру Грайшака охраняли орки, сильнее и крупнее тех, что стояли на входе в ущелье. То были файхок'хай, лучшие, самые отчаянные воины племени. Быть избранным в охрану главного было честью для каждого орка (не считая того, что там была также лучшая еда и большая часть добычи во время грабежа).

Из-под кованых шлемов файхок'хай сверкали колючие взгляды, недоверчиво оглядывавшие обоих братьев. Их пропустили только после того, как пришедшие повторно назвали пароль.

— Ну, входите же, — подтолкнул их один из стражников, и взгляд, которым он одарил братьев, совершенно не понравился Раммару. — Вы как раз вовремя, у главного аудиенция.

И, словно в подтверждение опасений Раммара, из освещенной факелами полутьмы показались два орка, несущие труп третьего. Кто-то проломил парню череп.

— Внутренности Торги! — прорычал Раммар. — Что произошло?

— Он перднул в присутствии Грайшака, — ответил один из тех, кто нес труп.

— Но ведь обычно главному это не мешает, — сказал Раммар ничего не понимающим тоном: среди орков считалось абсолютно нормальным громко пускать ветры.

— Обычно — нет, но сегодня его мучают газы, — ответил орк, как будто это объясняло все. А потом носильщики ушли.

— Ой-ой, — прошептал Бальбок. — Похоже, Грайшак в плохом настроении.

— Просто заткнись и предоставь говорить мне, — напомнил ему Раммар. — Что бы ни случилось, молчи, понял меня?

— Похоже, понял.

— Тогда пошли.

С гордо поднятой головой, подняв повыше штандарт предводителя своры, Раммар шел по короткой штольне, которая вела в пещеру Грайшака. За ним шел Бальбок, для верности держась позади брата, чтобы тот в случае чего оказался между ним и гневом Грайшака.

Вонь, поднимавшаяся из пещеры главного, была отвратительной и притягательной одновременно. Запах разложения, сопровождавший орков на каждом шагу, смешивался с соблазнительным ароматом свежего густого супа, и тонкий нюх Бальбока сообщил ему, что в супе присутствует человечина. Орк вспомнил о голове у входа, и, поскольку он вот уже несколько дней толком ничего не ел, в животе у него громко заурчало.

— Тихо! — зашипел на него Раммар. — Я тебе что говорил?

— Но это не я, — шепотом возмутился Бальбок. — Это мой живот.

— Так скажи ему, чтобы вел себя тихо, а не то я его вспорю, дошло?

От этих слов у живота Бальбока отнялся дар речи, и оба они вошли в пещеру главного. Широкий свод, казалось, поддерживали сталактиты и сталагмиты, похожие на огромные колонны. На них были закреплены факелы. В их мерцающем свете стоял обтянутый тролльским мехом трон, по обе стороны которого стояли два охранника. На троне сидел огромный и жирный орк, правая половины головы которого была закрыта пластиной из кованой стали.

Грайшак.

Все орки больбоуга знали, что металлическая пластина была напоминанием о битве: гномья секира раскроила главному череп, и темная магия таинственным образом сохранила ему жизнь, но с тех пор он перестал быть самим собой. Некоторые утверждали, что кто-то оказывал на него магическое влияние, другие говорили, что удар секиры отрезал ему слишком много мозгов. Известно было одно: он вернулся с поля битвы и вызвал на бой Грайшака, тогдашнего главного племени. Оторвав противнику голову голыми руками, он стал его преемником и сам провозгласил себя главным. Тот факт, что он взял себе и его имя, объяснялся традициями орков. Орки не ведут счета своим правителям как люди, не поют песни об их деяниях, не воздвигают памятников — слишком сильно каждое поколение поглощено собой, и, кроме того, орки — ужасные певцы и совсем не придают значения искусству. Тот, кто в присутствии Грайшака отваживался говорить о его предшественнике, должен был быть готов к расставанию со своим языком.

Это по меньшей мере…

— Ахгош доук, — выразил Раммар почтение главному традиционным приветствием, при этом униженно кланяясь. Бальбок сделал то же самое, только вот поклонился не так низко.

— Мне ваши морды тоже не нравятся, — ответил Грайшак, лениво развалившись на троне и держа в лапе кружку кровавого пива. — Говорите, что собирались. Живее, не то мне станет скучно, и я велю вас четвертовать!

— Мы были в своре Гиргаса, — начал докладывать Раммар. — Мы получили задание разведать наличие гномов на границе.

— И что? — спросил Грайшак между двумя глотками пива. — Вы наткнулись на гномов?

— Можно сказать и так, — несколько смущенно ответил Раммар, подняв взгляд на изодранный флаг. — Мы… что ж, мы попали в западню. Все воины нашей своры были убиты — кроме нас двоих.

— Что-о-о? — Грайшак наклонился вперед, и его глаза превратились в две узкие щелочки.

— Мы ни при чем, — поспешил заверить его Раммар. — Нас с братом послали в разведку, но нас обнаружили, и мы побежали назад, чтобы предупредить остальных, но было уже слишком поздно, потому что…

Грайшак перебил его, и в его рычании сквозила злость:

— Что ты хочешь этим сказать — «было слишком поздно»?

— Я хочу этим сказать, великий Грайшак, что мы были бессильны перед численным превосходством врага. Мы сражались храбро, можете нам поверить. Наш предводитель Гиргас в одиночку убил большого варга, а мы с братом толпами бросали гномов в темную яму Курула. Мы до последнего сражались рядом с нашим предводителем, плечом к плечу.

— Правда? — Грайшак обнажил в хитрой ухмылке свои желтые зубы. — Как же тогда получилось, что вы выжили в этой битве?

— Этим мы обязаны исключительно своей храбрости, великий Грайшак. В то время как другие орки бежали, прятались в расщелины в скалах и земле, мы продолжали сражаться. И даже когда наш предводитель, утыканный стрелами, опустился на землю, мы все равно не сдались. Наверное, в конце концов гномы решили, что нет смысла сражаться с нами дальше, и предпочли оставить поле боя.

— Они бежали? Разве не говорили вы, что они превосходили вас силами?

— Так оно и было, — подтвердил Раммар, — но когда такого воина, как я, охватывает гнев, великий