'Нет, это смешно! — Эндрю откинул в сторону газету. — Я курица! Я хлопаю крыльями. Ме густа! Не ешь меня — зеком станешь! А если завтра откроют, что и у растений и грибов есть душа? Чем мы будем питаться? А ведь откроют! Непременно откроют! Любителей деревьев и корешков у нас хватает'. — Эндрю находился в камере один, но говорил вслух, будто вел дебаты с невидимым оппонентом. — 'Все происходит по самому плохому сценарию. А ведь я предвидел, что так оно и будет. Теперь Арсен мне бутылку должен. Он проспорил. Он говорил, что скоро все наладится. А хрен!'
'Ты тоже прочитал сегодняшнюю газету? — спросил бородатый заключенный из камеры напротив. — Ужас, что творится в наше время. Астрологи и прочие гадалки до сих пор привлекаются в суде! Экспертами!'
'Не может быть!' — саркастически заметил Эндрю.
'Когда же закончится эта эпоха мракобесия и нелепых суеверий? Вот были времена, когда таких невежд сразу на костре сжигали. А у вас в стране вся власть у этих супостатов! А все почему? Просто пора всем жителям страны обратиться к истинной традиционной религии. Римско- католической!'
'Неужели? А уж не за совращение молоденьких мальчиков ли ты сидишь, падре?' — усмехнулся Эндрю.
'Меня оклеветали!'
'Прохладная история! А не представитель ли ты духовенства той замечательной религии, последователи которой нынче на грани вымирания из-за запрета на использование контрацептивов? Ах да, мальчики же не беременеют! Эпидемия ВИЧ инфекции?Нет? Не слышали? '
'Нет такой болезни! То есть испытание, ниспосланное Богом, дабы проверить крепость нашей веры, а ты заблудший бес!'
'Не таким, как ты, судить о заблуждениях! Мне можно. Тебе нельзя! Займись миссионерством в другой стране. Не тебе ли подобные выступают за дискриминацию голубых, чтобы потом поехать в Ватикан молиться под фресками Леонардо да Винчи и Микеланджело, известных своим неравнодушием к мужчинам? Двойные стандарты. Тоже не слышали?'
'Богохульник! Клеветать на великих людей!'
'Богохульство дает облегчение, какого не может дать даже молитва, — слова Марка Твена. Или вот еще! Я очень люблю этот пример. Порнография — это зло? Конечно, зло! Спросите любого священника! Но куда в средневековой целомудренной Европе пошел бы человек, желающий порадовать свой неприхотливый глаз качественными художественными изображениями обнаженных и полуобнаженных людей? Ну? Конечно же, в церковь! Оттуда и популярность религии! Чего стоит одна Сэкс-тин-ская капелла! А современная борьба против эротики и порнографии? Давите конкурентов, падре? Утраченную монополию возродить хотите?'
'Сравнил божий дар с яичницей! Покайся! Пока Всевышний тебя не покарал!'
'Сяичницей? А с чем сравнить? С гренкой с сыром можно?Я слышал, в музее хранят одну такую. На ней, говорят, образ девы Марии отпечатался. Святая реликвия! Кстати, насчет непорочных зачатий. Читал, что есть такие ящерицы партеногенетические. Они без самцов могут обходиться. А еще я читал про римского легионера Пантеру...'
'Гореть тебе в аду!'
'Ты зол, братюня? Я смотрю, ты злишься! Давай позлись еще! Я священник! Я злюсь! Прощение? Терпимость? Нет! Злоба? Дайте две! Давай! Помолись еще, чтоб твой боженька меня молнией сразил! Римско-католической!'
'Эй ты! Чего раскричался? К тебе посетитель пришел. Дядя твой. Вставай, пошли!'
тюремный охранник, приготовив наручники, стоял по другую сторону решетки и с раздражением смотрел на Эндрю.
'Какой такой дядя? Ах, дядя! Ну конечно, как я мог забыть своего любимого дядю!'
Эндрю просунул руки через решетку. Через секунду он почувствовал, как холодный металл сковывает его запястья.
'Почему вы пускаете нас на обед без наручников, а на свидание с дядей без них ну совсем никак?' — спросил Эндрю, оказавшись за пределами камеры.
'Потому что от обеда вы не убежите', — язвительно ответил охранник.
'И то верно! Пошутил!'
Эндрю почувствовал, как что-то тупое и твердое ударило его в бок. Дубинка.
'Все-все, я молчу. Я тихий. Я спокойный. Я иду увидеться с дядей. Ме густа!'
'Еще раз скажешь это свое ме густа — получишь подзатыльник, понял? Тебя нормально говорить в школе не научили?Как дед разговариваешь'.
'Мой рот на замке. Кстати, как там Ксенофонт Хосанович, наш любимый начальник? Все пьянствует?'
Ответа не последовало, и Эндрю понял, что стоит все-таки помолчать. Остаток пути по мрачным тюремным коридорам был пройден в полной тишине.
'У тебя есть десять минут', — сообщил охранник, оставляя Эндрю в небольшой комнате с окошком. Через это окошко предстояло общение с гостем.
'Дядя? Серьезно? Ничего лучше придумать не мог?' — спросил Эндрю, подсаживаясь на прикованный к полу табурет.
'Визиты только для родственников. Я тебе явно не жена и не бабушка. Значит, дядя. Ты следишь за новостями?'
'Да. Маринелли оказался голубым — это такой скандал!'
'В каком смысле?'
'Так ведь это вскрылось сразу после его возвращения с гастролей по Странам Шариатского Альянса! Он жал руки исламским духовным лидерам! Самому Хаиму жал! Представляешь? Это как если бы глава Ку-клукс-клана по ошибке пожал руку афроамериканцу'.
'Не может быть!'
'У них же за гомосексуализм допускается смертная казнь!'
'Я вижу, ты очень интересуешься этой проблематикой. Сам-то какой
