Я увязался с отцом посмотреть, как разворотило крышу.
Никита, сковородник на улицу выбрось, а то молонья возле дома сверкает, — попросила мать.
Да будет тебе народ–то смешить, дура! С нами господь, — буркнул отец, но сковородник все же взял.
Испуганный сосед жался в углу. Жены его дома не–было.
Мир тебе, — поздоровался отец.
Здравствуй. Проходи, Никифор.
Ты, Нефед, садись к окну, не бойся. С нами Христос, — отец сел у окна.
Нефед только покосился на окно.
Неспроста, сосед, — начал отец, — столько напастей на тебя сразу. Дерево на дом упало, молния в твою кровлю ударила. Это лишь первое предупреждение. Одно спасение тебе — обратиться к богу. Иначе господь за один миг спалит твой дом. А когда умрете, гореть в вечном огне будете, страшно ведь это. И будут твои муки длиться веки–вечные. Вот куда заведет тебя греховная тропа…
Грянул гром, и Нефед вздрогнул.
Подумай, сосед, как следует, а вечером приходи к нам и жену приводи…
Перепуганный Нефед пришел к нам вечером на моление и жену свою привел. Рядом с тщедушным мужем его жена выглядела особенно крупной и статной. Отец с удовольствием оглядел ее заискрившимися глазами…
Дождь лил целую неделю. Травы гнили на корню. Зароды сена почернели, промокли и загорелись изнутри.
Ну, что? Вымолила у бога дождичка? — заворчал отец.
Мать плакала и снова просила всевышнего» Но теперь не дождя она просила, а защиты от него. Но бог не слышал ее и продолжал поливать землю. Земля уже не принимала влаги, и вода скапливалась целыми озерами!
На следующей неделе дождь прекратился, ветер смел лохмотья облаков, и установилась хорошая погода.
В один из жарких дней я побежал купаться и на берегу увидел тетю Аню в голубом сарафане. Почему–то вспомнилось, как приходил Парфен в общину, когда умерла мать Ани и отец дал ему денег на похороны.
Будете купаться? — спросил я у тети Ани.
Да я плавать–то не умею! — засмеялась она. — А позагорать можно.
Тетя Аня сняла босоножки и села на бревно, свесив ноги в воду. Очень мне нравилась тетя Аня, ласковая, добрая и вся какая–то беззащитная, как школьница…
Я нырнул на самое дно, и тут же, как пробка, выскочил на поверхность: у дна вода была студеная.
Когда я вдоволь наплавался, тетя Аня предложила:
Пойдем в кино? Парфен уехал, и никто меня ругать не будет.
У меня денег нет, — огорчился я.
У меня есть. Пойдем.
А какое кино?
«Приключение Артемки». Смотрел?
Нет.Тогда вылазь, а то опоздаем.
После фильма мы пошли домой. Тетя Аня шутила, дурачилась, и не знали мы с ней, что в это время грянуло для нее горе, подломившее ее.
Уже позже я узнал, что, когда она пришла домой, в кухне толпились соседи, а на лавке лежал мертвый Парфен.
О подробностях я услышал из рассказа матери. Как раз приехал отец. Он в соседней деревне проводил «господню вечерю».
Отец! Несчастье ведь у нас в поселке! — запричитала мать.
Что такое стряслось? — насторожился отец.
Да ведь Парфен погиб!
Как?
Он и брат Евмен ездили в город за товаром. Погрузили в машину и обратно поехали… Ящиков цельную гору напихали, а сами сели на них. Кабина была занята, какую–то женщину с ребятенком прихватили. Ну, поехали… А на ухабе их возьми да и тряхни. Оба они и слетели с ящиков. Брата Евмена господь спас, он только руку вывихнул, а Парфен прямо под колесо головой…
Писанием утешала? — нетерпеливо перебил отец.
Чем же человека и утешить, как не господом?
Отец удовлетворенно кивнул:
Помочь ей надо.
Да взяла уж у общины деньги. Сестры там хлопочут.
Сколько взяла?
Полторы тысячи.
Да ты что, сдурела, старая!
Перестань, Никифор. Господь трижды вознаградит нас.
Быть, старая, по–твоему, пойду к ней, — прогудел отец.
Мать, сделав постное лицо, затянула:
Точно лилия степная расцветает,
Оживи, душа моя,
Как орел, стремись высоко и далеко,
К небу, в божие края…
Ошеломленный, я бросился к дому тети Ани. У ее калитки меня встретил отец.
Нечего тебе здесь делать, — буркнул он, — тут — горе. Народу полно. Заворачивай домой. Анютушка сама придет к нам.
«Ох, лучше бы уж она не приходила к нам, — подумал я. — Закружились вокруг нее. Знают, когда прилететь».
Уже вечерело, когда пришла тетя Аня. Должно быть, тяжко ей было в доме, где лежал неподвижный Парфен.
Присев на краешек моей постели, она вдруг, уткнувшись в мое плечо, беспомощно заплакала, точно я был старше ее и она искала у меня утешения.
С миром приветствую тебя, сестра Анна, — ласково проговорил отец и погладил ее волосы.
Сестрами называют только членов общины. Неужели тетя Аня уже…
Что же, Анна, утешить тебя может лишь один Христос, — начала мать, садясь с ней рядом. — В нем и только в нем найдешь ты свое утешение.
Почему, тетя Мотя?
Несчастны те, кто не знает господа. Вот господь тебя все время наказывает. Матушку твою при–звал к себе… Ребеночек родился у тебя мертвый. А теперь вот и муж…
Да, да, да, — словно самой себе шептала тетя Аня, кивая головой.
Я прижался к стене. Они сидели ко мне спиной.
Ты возьми себя в руки, сестра. С тебя только одно и требуется: не забывать Иисуса и быть поближе к нему. Ты обопрись на него и на нас тоже. Община не оставит тебя. Ты еще найдешь свое счастье, — мать приникла к ней с одной стороны, а отец подсел с другой. Он не говорил, а как–то ворковал:
Наша община будет помогать тебе, как родной. У нас ведь христианская семья, мы братья и сестры по Христу. Твоей душе будет у нас и тепло, и хорошо… У нас не курят, не пьют, не распутничают, — ты это знаешь.
Это, Анютушка, бывает все в земной жизни, а не у нас, — пропела мать. — Мы от грешников отгорожены именем Христа.
Тетя Аня слушала, лицо ее становилось все задумчивей.
Я насторожился. Не раз приходилось мне наблюдать такие сцены. Я видел, как тетя Аня успокаивалась. И я уже знал, что это значит. О, отец умел уговаривать, увлекать!
Отойдя душевно от мирского, ты ничего не потеряешь, — убежденно и страстно доказывал он. — Ну, кто
