смерть»360. Значит, проблему нужно изучить на материале зарубежных стран. Благо, их много и, несмотря на глобализацию, они достаточно разные, чтобы можно было составить осмысленный портрет «современной демократии» со всеми ее родимыми пятнами, «ужимками и прыжками».
360 Оруэлл Дж. 1984. М.: ACT, 2006.
Разумеется, находясь в России, мы не можем достоверно знать, преследовали ли заказчики документа столь далеко идущие цели, но лучше исходить из того, что преследовали. Будем называть вещи своими именами: Соединенные Штаты Америки – наш экономический конкурент и политический противник, в будущем – почти наверняка враг. Врага нельзя недооценивать, а недооценка конкретно США, как показывает исторический опыт, всегда обходится очень дорого.
Заметим здесь, что госдеповский документ говорит именно о демократии как о способе организации политической жизни в стране, о ее формах и институтах. В принципе, можно даже согласиться с американцами: неправительственные организации играют в демократических государствах заметную роль и, кстати, наличие у них зарубежного финансирования ничего в этой картине не меняет. Не меняет просто потому, что в современных демократических режимах влияние на политику любого центра силы ограничено, а возможности «игроков второго плана» (к которым и относятся неправительственные организации) пренебрежимо малы. Ситуация меняется при «цветных революциях», но подобные политические катаклизмы к современной демократии прямого отношения не имеют.
Таким образом, «дискуссия», которую российская Дума ведет с американским Госдепартаментом, касается формальных вопросов. Ни та, ни другая сторона не берут на себя смелость обсуждать «современную демократию», и тем более демократический строй в целом.
Американская культура давно и ненавязчиво инсталлировала в сознание миллиардов людей убеждение что демократия и свобода (во всяком случае, политическая свобода) – это синонимы. Это убеждение на определенном этапе развития даже полезно (не случайно Ф. Энгельс всегда выступал за демократию, хотя и рассматривал ее как способ классового господства), но сегодня от него следует отказаться.
Можно представить себе свободное демократическое государство. Никто из ныне живущих его не видел, но в книгах написано, что когда-то и Соединенные Штаты, и Великобритания, и Франция были такими государствами.
Примерами свободного недемократического государства являются Советский Союз (по крайней мере, в некоторые этапы своего развития), императорская Япония в эпоху Мейдзи и некоторое время после нее, Россия при Александре II. Этот политический режим часто рассматривается в современной социальной фантастике как у нас, так и на западе: Россия в «Гравилете 'Цесаревич'» В. Рыбакова, Барраяр в произведениях Л. Буджолд.
Несвободное и недемократическое государство – это Третий рейх, хуссейновский Ирак, Иран при аятолле Хомейни.
Что же касается несводобного демократического государства, то давайте договоримся, что современная демократия с ее «стяжками и противовесами», с ее «тиранией права», «диктатурой нормы», «властью процедуры» не содержит в себе никакой свободы, кроме формальной свободы положить в избирательную урну листок, который будет честно учтен, но ни на что не повлияет.
Иными словами, в современном мире мы можем выбирать только между двумя концепциями несвободы – тоталитарной и демократической. Первая сейчас являйся не только немодной, но и опасной, поскольку автоматически превращает страну в «мирового изгоя», вычеркивает из системы международного разделения труда и ставит государство под угрозу интервенции и замену элиты. Вторая, напротив, «коварна и гламурна». Но ни та, ни другая не обеспечивает ни свободы развития, ни свободы творчества, ни свободы деятельности.
...Лучшим ответом на американское исследование о судьбах демократии мог бы стать российский доклад, посвященный свободе и ее роли в современном мире.
Эвология как способ упаковки идеи развития
Экологию следует рассматривать не столько как отдельную научную дисциплину, отличающуюся специфическим предметом исследования или особым методом исследования, сколько как форму «упаковки» некоторого знания.
Термин «экология» рассматривается как собирающее обозначение для нескольких разделов биологии, антропологии, культурологии, теории систем. В рамках того же понятия рассматриваются природоохранительные технологии, правовые и административные практики. Не вызывает особого протеста использование слова «экология» для квалификации картин, художественных текстов, даже музыкальных произведений.
Дальнейшее расширение термина позволяет использовать его в теории социальных систем («хорошая социальная экология города Троицка позволяет...») и информационных систем («экология смыслового пространства»).
В целом можно определить экологию как способ упаковки связной группы понятий, относящихся к фундаментальным и прикладным научным дисциплинам, описаниям технологий (в том числе гуманитарных), а также процессам любой степени искусственности, если эти понятия могут быть сведены или развернуты к воспроизводству средь, обитания. Заметим, что поскольку воспроизводство человеческого капитала является необходимым звеном воспроизводства среды, в которой функционирует культура, «образование» является частью экологического дискурса.
Однако этот дискурс носит односторонний характер. Экология, описывая понятия, связанные с воспроизводством среды, поддержанием, сохранением и восстановлением равновесия, отвечает прочтению времени в формате восточных цивилизаций. Иными словами, экологический дискурс находится вне «западного времени», то есть он формально противоречит дискурсу развития.
Действительно, экологически ориентированные общества и даже микрогруппы, как правило, прекращают всякое развитие.
В этой связи представляет интерес конструирование мегапонятия «эвология», упаковывающего идеи классической диалектики, развития как увеличения структурности системы, то есть числа противоречий в ней, термодинамического (биологического) западного времени, эволюции биологических, технических, социальных, знаковых систем, пангенома.
Ясно, что эвологический дискурс является собирающим понятием, альтернативным и дополняющим к экологическому. Точно так же он позволяет объединять под одной проектной «крышей» несколько научных дисциплин, технологии, элементы культуры. Эвология, как и экология, способна порождать собственные экономические и политические реалии (причем для эвологического дискурса это даже более имманентно, чем для экологического).
Так, в рамках эвологии естественно описывается инновационная экономика, объясняются эволюционные парадоксы и параллелеризм эволюции различных систем. Эвологические принципы (которые как-никак являются принципами развития) могут быть использованы для создания политических партий. Во всяком случае, форматирование этого мегапонятия может несколько изменить характер мировых финансовых потоков.
С формальной точки зрения экология создала новый тип мышления: ограниченный во времени, но неограниченный в пространстве. Этот тип мышления породил геопланетарную рамку и три вытекающие из нее метадисциплины: геоэкономику, геополитику, геокультуру.
Эвология порождает тип мышления, не ограниченный ни в пространстве, ни во времени. Этот тип
