Уходили из дома

2 мая, суббота

Ночью хамская полиция будила всех и проверяла документы.

— Ващи такументы!

— Идите в задницу!

— Я палицейский, ви не мошете так каварить! Ващи такументы!

— Вот «такументы», отстаньте, дайте поспать!

— Пакажите ващи багажи!

Все в порядке, обошлось, никого не забрали, но нервы со своими вопросами и обыском вымотали. На вокзале похолодало, на улице тоже — дождь пошел.

Мы едем в Пярну, чтобы оттуда выйти на трассу. Нас трое — Варик, Никон Казанский и я. Весь остальной народ мы растеряли. Кто-то всех дезинформировал (говорят, что это были Джейн со Слэером), сказав, что в Ригу никто не поедет. Народ обломался, и все купили билеты в Москву. А различные Балагановы, Джентлы, Лики и т.д. решили ехать в Ригу завтра. Дионисий с герлой сегодня, но чуть позже.

Про трассу ПярнуРига можно много спорить. Кому-то она нравится, кому-то не очень, но я знаю точно: на эту трассу больше никогда не пойду. Это мрак, а не трасса! Питер—Таллин по сравнению с ней — просто приятная прогулка. Помню, как год назад я проклинал все на свете, натурально подыхая от холода неподалеку от Питера, мечтая увидеть на горизонте дальнобоя! Сейчас все гораздо хуже. Сначала был мелкий противный дождь, который очень быстро намочил всю одежду. Холодный ветер, как пишут в романах, пронизывал насквозь. Машин мало, пролетают в среднем одна в пятнадцать минут. Мимо. Никто не берет, хотя, поняв гадкую сущность этой трассы, мы благоразумно разбились по одному. Но взяли сначала все-таки меня. Видимо, понурые Барик и Никон водилам доверия совсем не внушили. Периодически я оглядывался и наблюдал их, бредущих где-то на горизонте. Подвезли всего километров двадцать, осталось, соответственно, сто пятьдесят. Следующий стоп был только после того, как я прошкандыбал пешком километров десять. Взял «мерседес»! Офигенная машина. У него там даже холодильник имеется! Сиденья мягкие, тряски не чувствуется совсем, не то что в «КамАЗе». На нем я и пересек границу, на которой лишился визы. Высадили меня за девяносто километров от Риги, но почти тут же по­добрали снова.

Рига, как всегда, классная; тусовка, как всегда, гнилая. Пафосные они там слишком, как Немет говорить любит. Через два часа ожидания на Домской площади углядел кормящего голубей Никона. Барика нету. Уже темнело, и мы, голодные и промокшие, вписались к Мишелю Риж­скому. У него целый таз травы. Разум, прощай!

3 мая, воскресение

Мишель в полвосьмого ушел на работу. Мы его проводили, попили чаю, позавтракали плавленым сырком с хлебом. Чувствую себя выспавшимся и полным сил.

На вокзале поискали несчастного Барика, который делся неизвестно куда. Паспорта у него нет, эстонской визы — тоже. Скорее всего, его повинтили на эстонско-латвийской границе и отправили в детприемник. Ума-то у него чуть, и он наверняка не стал таможню обходить, как мы ему советовали. Волнуюсь я за него что-то, надо еще в городе поискать.

Обнаружили на вокзале Дионисия с Мадиной и, потусовавшись с местными хиппанами Вильгельмом и Инной, поехали на какой-то сейшн. Однако не вписались. У них тут ничего не капает — ни уговоры, ни наглость. Нет билета — пошел вон, значит. Бессердечные сволочи. А меня вот однажды сам Борис Гребенщиков провел бес­платно на свой концерт! Не осилив 25 рублей на билеты, мы кисли у окон МЭЛЗа, как неожиданно в одном окне возник сам Боб!

Мы отчаянно принялись орать и стучать в стекло.

— Борис Борисыч! Сжалься, пусти на концерт! Ты же бог, от тебя сияние исходит! Пусти!

Гребенщиков воровато оглянулся, открыл окно, и мы мгновенно оказались внутри здания.

— Только не шалите, волосатые, — улыбнулся Борис Борисыч.

Мы были в шоке от счастья! В таком шоке, что даже автограф не взяли. В забитом зале тусовались режиссер «Ассы» Сергей Соловьев, Андрей Макаревич, куча знакомых и не очень лиц явно из пантеона небожителей рока. У Макаревича взял автограф, зачем — не знаю, но пусть будет... Когда помрет, я автограф продам и сказочно разбогатею.

Найтали снова у Мишеля. Покушали, покурили. С Мишелем пришлось съездить к его родственникам: позвонила соседка его тети и сообщила, что оная тетя валяется на лестнице и плачет. Ее, мол, выгнали родная дочь и зять. Мы быстро приехали, но выяснилось, что это телега. Никто нигде не валяется, а все сидят нормально в квартире и пьют. Это у них такой оригинальный способ в гости звать, оказывается! Пьяные в жопу. Пришлось и нам сесть, выпить-закусить. После водки на столе образовался коньяк. После коньяка снова водка. Когда тетя принесла из ванной одеколон, я на всякий случай упал и притворился мертвым.

Когда вернулись на хату, там уже сидели двое питерских. Позже подъехали и Денис с Мадиной. Раскурились. Не уверен, но по-моему, за два дня мы столько выкурили, что не берет уже, безмазняк сплошной. Или коньяк с водкой не позволяют каннабинолу сделать свое зеленое дело: я с ужасом понял, что неизбежно трезвею, а таз с травой меж тем стремительно пустеет.

Разложились кое-как, в предвкушении завтрашней трассы стараемся заснуть как можно раньше. Всё, милая и скучная, красивая и гнилая, холодная и совковая, пафосная Рига, а с ней и вся Латвия, до свидания!

Будильник завел на четыре.

4 мая, понедельник

Проснулись, хлебнули чайку, умылись. Хозяин, кивая на наш страшный бодун, долго уговаривал остаться, обещал, что скоро еще травы привезут и можно будет повисеть еще месяц, но остаться никто не решился. На прощание Мишель подарил мне коробок охотничьих спичек и фенечку. Присели мы на дорожку — и на «собаку» шумною толпой! Вежливо отмазались от контролера и без приключений добрались до Елгавы. Там нам с Никоном повезло, километров двадцать ехали в одной машине. Потом разделились, я отстал, но вскоре обогнал его на автобусе. На латвийско-литовской границе меня полностью выпотрошили. Внимание погранцов привлек мой чай с мангупскими травами. Нюхали они его, на вкус пробовали, доверительно интересовались, не наркоман ли я. Как мог честно, ответил, что нет. Вскоре подгреб и Никон. Они принялись потрошить его, а я попросил­ся в притормозивший на посту «опель». Уже в дороге выяснилось, что мужик ехал домой, в Кенигсберг. В общем, бедняга Никон торчит сейчас в Вильнюсе в полной уверенности, что я сгинул так же, как Варик. Нехорошо перед ним, конечно, но ехать из Вильнюса в Кениг было бы просто глупо, далеко и неудобно. Мы бы и не поехали, а посмотреть новый город, в котором я еще не был, очень хотелось.

Город оказался совсем не таким, каким я его представлял. Вообще, сложно что-то себе представлять, если не имеешь об этом ни малейшего понятия. Калининград, бывший немецкий Кенигсберг, — наш, российский, кусок земли в становящейся все более чуждой Прибалтике. Так приятно все-таки читать надписи на русском языке после непонятных латышских! Дома здесь в основном пятиэтажные, много старых, построенных еще немцами. Погулял по городу, сходил в замок, на могилу Канта. Пытался добраться до моря, но сел не на тот автобус и уехал чертте куда, только время по­тратил. Да и фиг с ним, с морем, все равно холодно еще, искупаться не вышло бы. Тусовка здесь не очень, одни торчки. На «Быках» (это скульптура двух сцепившихся зубров) они там вповалку валяются, убитые «мулькой». Один пункер красил быкам яйца красным лаком для ногтей. Забавно. У нас на Гоголях львам ногти все время красят, думаю, будь у них яйца,