реке вспыхнули три огня — треугольником, белый выше, красный и зеленый ниже, справа и слева. Длинный катер, сверкая мигалкой, включившейся вместе с топовым и бортовыми, сперва прошел в нескольких метрах, а потом отчего-то кормой попятился к нам. С него махали рукой. Я прыгнул и обернулся, протягивая Ежке обе руки. По инерции катер стукнулся плоской кормой в камень. Нас шатнуло, Ежка вцепилась в меня. Под днищем раздался скрежет.
— Сюда! В кокпит прыгай, твою…
Мы очнулись на решетчатом полике между кресел с железными дугами на спинках. Катер взревел и сиганул вперед, Ежа упала на сиденье, а я, не успевший ухватиться, — на пол между.
Из этой очень неудобной позы я увидел, как над стремительно удаляющимся парапетом набережной вдруг появилось множество голов. Уже нельзя было понять, который там Гордеев. По реке зашарили мощные прожектора, катера, что стояли у противоположной стенки, включив собственные мигалки, отвалили и явно собрались за нами.
— Пригнись, пригнись! — заорали над самым ухом, и я узнал перекошенную рожу Хватова. Он сидел низко, стаскивал на пол с сиденья Женю.
— Ежа!
Катер ревел, не поверить было, что он способен издавать то тихое мурлыканье, с которым подкрался взять нас. Мы уходили вверх по течению, выпуклый берег Лужнецкой набережной летел справа. Я никогда не видел берега Москвы-реки от поверхности воды. Они казались очень высокими, их гранитная облицовка.
— Хер догонят! — Мишка Хватов ткнул назад, где сверкали две яркие звезды. Катерные поисковые фары. Они беспорядочно метались.
— Ежа, ты?..
— Нормально. Ты прости, что я тебе…
— Тоже нормально.
Это она про то, как ухватилась за меня. Сам виноват, нечего было сломанную граблю совать. Я зажимал кисть между колен.
— До Балтики идем?
— Не высовывайся знай… сатирик. Вихрь трепал волосы.
Это был катер на подводных крыльях, и понятно, почему они подходили кормой — мелко, не поломать. Но и у тех, кто за нами гнался, были катера на подводных крыльях. Такие же катера водной милиции. Только настоящей.
Я посмотрел на того, кто за рулем. Мне была видна одна спина. И между прочим — в форме. Сейчас мы выйдем из-за поворота, по берегам пойдут застройки, а там — Киевский, Красная Пресня и вообще центр Москвы, па что тут рассчитывать? Пока мы вши не больше минуты. Я вдруг увидел, что в двигательной решетке застрял и бьется один пиончик. Маленький совсем. По левой стороне прыгали лучи настигающих катеров.
— Они догонят!
— Не успеют! — крикнул мне Мишка, и перед самым железнодорожным мостом катер клюнул носом, упав с крыльев на днище. — Только шевелитесь живей!
Со стенки свешивались два трапа. На подходе катер сильно тряхнуло, ударило подо дном, и я понял, что тут мелко даже для подводных крыльев.
— Хер с ним, ему недалеко!
Я подсаживал Ежку и был спиной к катеру. За ней кое-как выбрался сам. Мы вылезли сразу за мостом, к Новодевичьему. Кажется, там за деревьями пруды. Нас ждала машина. Припаркованных здесь было мало. Метрах в ста под фонарями кто-то остановился, наверное, с изумлением наблюдая, как мы появились. Хватов скинул трапы в воду.
— Глянь! — Мишка показывал вверх.
В небе, далеко позади, в тучи бил столб белого призрачного света. Тучи как будто кипели в нем, прямом и неподвижном, заворачиваясь внутрь. Из-за насыпи с железной дорогой было плохо видно, но источник находился примерно там, где мы разговаривали е Гордеевым.
— Шефа хотели взять. Садись, живо. Контора, тоже мне.
— Я уж парашютистов ждал.
— Лезь, не жди! Геник, давай!
Но я все же успел обернуться, прежде чем последовать за Ежкой на заднее сиденье. Я увидел кое-что похлеще парашютистов и неведомого призрачного света, природа которого была мне тогда непонятна.
Вновь помчавшийся катер попал в луч нагнавших-таки милицейских катеров. Кто уж там нас захватывал. Зато тех, кто был в покинутом нами, я разглядел отчетливо. Я не оговорился, именно тех, нескольких, хотя только что там оставался один водитель, который, кстати, так ни разу и не повернул головы. Вел вперед, и все.
Там снова было трое пассажиров. Лиц на расстоянии и за считанные секунды, конечно, не разглядеть. Белые пятна. Двое мужчин и одна женщина. Один из мужчин в легкой летней кепке, голова второго непокрыта. На женщине яркая кофточка. Приметное пятно. Сидели открыто, не прячась.
А уже из машины, когда заворачивали вверх по проезду, увидел, как на реке вспух оранжевый клубок огня. И донесся взрыв.
— Во мы их! — Хватов обернулся с переднего сиденья, резко дернул вниз обеими сжатыми в кулаки руками — Геник, пошел, пошел! Не дай Бог тебе красный свет проехать.
— Понятно, шеф.
— Шефов развелось, — буркнул я.
— Не говори, сатирик. Сам о том часто думаю.
— Дальше что? Захотят — город перекроют.
— Это из-за вас-то? Куришь?
— Не буду. Я спросил, дальше что делаем, Мишка? Пока все красиво, как в кино.
— Все красиво и будет. Что вы все привязались — как в кино, как в кино! Геник, где?
— Вот тут.
— Жми дальше, сам знаешь, куда.
Мы вышли, не проехав и половины Пироговки. Прошли дворами, и на следующей то ли улице, то ли в переулке нас ждала еще одна машина. Большая, шикарная. Мне показалось, что за рулем брат-близнец первого водителя. Э, да я ведь их помню. Молодцы.
— Теперь уж мы сами, сатирик, должны. Без привидений и прочей мутаты. Видал в катере? То- то.
Мы забирали по городу на северо-запад. Почти сразу ушли с Садового, на Хорошевке проехали под мостом Окружной железной дороги, свернули направо. Водитель вел очень аккуратно. Я нагнулся к Жене.
— Не трусишь?
— Мы куда, Гарь?
— Не знаю, но, по-моему, туда, куда нужно.
— Гарь…
— Что, Ежик?
— Смотри.
Она разжала ладошку. Помятый и изломанный, в ней лежал маленький пион. Почти все лепестки оторвались.
— Я подобрала с катера. Я суеверная.
— Молодец, — шепнул я и поцеловал. — Я тоже. Очень — Я имел в виду вовсе не суеверия, и она поняла.
— Время, Лелик? — сказал, обращаясь к водителю, Хватов.
— Поспеваем за три минуты до отхода, шеф. До отправления то есть.
— Вот так вот. А то — «отхода». Отходят знаешь куда?
— Эй, Мишка, ты куда нас все-таки везешь?
«Понтиак», показалось, еле втиснулся в узкий низкий тоннель под Водоканалом. Я подумал о том же, о
