Для некоторой иллюстрации создавшейся обстановки князь Романовский сообщает несколько интересных «показательных» для того времени моментов и разговоров. В связи с назначением князя всполошились, по-видимому, в Ялте монархисты и «из Ялты нагрянул ко мне, — пишет князь, — председатель ялтинской думы граф Апраксин; причем нагрянул ночью и заявил мне, что ни Ялта, ни Крым не потерпят моих «бонапартических» (!) затей, что «они», монархисты, этого не допустят… Весьма удивленный всем этим, я ответил графу, что мы здесь стремимся победить большевиков, что о монархии рано думать и никто о ней не думает и что я очень сожалею, что его прислали сюда с подобной ерундой; после чего я не препятствовал ему стремительно скрыться за дверью, понятно, соблюдая все правила вежливости». Затем князь имел разговор с лейт. Гомейером (?), начальником отряда из немецких колонистов, и при этом Гомейер задал неожиданно вопрос: «доверяет ли князь Орлову?» — На вопрос князя: в чем дело? — Гомейер ответил «полууклончиво: мол, на Орлова влияют, его шантажируют… неясна позиция Дубинина…» И еще об одном моменте говорит князь: «Мой адъютант Де-Конор, друг детства, вдруг стал дружить с Орловым, и отношение ко мне, как будто, изменилось. На мой совет: «будь осторожен с Орловым» — последовал ответ: — «Почему? Он очень симпатичен… я у него бываю»… Я не стал спорить». (Позже, после первого выступления Орлова, Де-Конор скрылся и князь его больше не видел).
Эти разговоры и моменты, действительно, показательны для того времени: «монархисты» беспокоятся о «бонапартизме», когда все горит, а князь, окруженный людьми, на которых не может положиться, повидимому, не в курсе происходящего вокруг него.
В такой атмосфере 20-го января, как пишет ген. Деникин, ген. Слащев потребовал выход отряда Орлова на фронт. Чем руководствовался генерал Слащев, вызывая отряд на фронт? Положение ли на фронте вызвало эту меру? Подозревал ли Слащев о предполагаемом выступлении Орлова? Было ли это в связи с предполагавшимся выступлением в Севастополе и настроением отряда в Симферополе? На эти вопросы сейчас трудно ответить, так как в имеющихся материалах нет точных указаний на это. Однако, после этого требования началось в Симферополе быстрое развитие событий, о которых имеющиеся сведения несколько не совпадают. Ген. Деникин пишет: «Орлов, при поддержке герцога Лейхтенбергского, уклонился от исполнения приказа (ген. Слащева) под предлогом неготовности отряда. Требование было повторено в категорической форме, герцог уехал объясняться в штаб Слащева». С другой же стороны князь С. Романовский (герцог Лейхтенбергский) сообщает, что «о требованиях Слащева — Орлову выступить на фронт — ничего не знал и не знаю. Я напросился на «визит» в Джанкой, а не был вызван Слащевым туда». В ночь на 22-е января князь выехал в Джанкой.
В это время Орлов, имея уже в своих руках силу, со своим окружением, повидимому, учитывая обстановку, пришли к заключению, что настало благоприятное положение для осуществления его мыслей, с которыми он носился в течение нескольких месяцев, и в ночь с 21-го на 22-е января они приступили к проведению их в жизнь. Орловское «действо» — «орловщина» — началось.
В ночь с 21-го на 22-е января (на рассвете) чинами орловского отряда на симферопольском вокзале были арестованы: комендант Севастопольской крепости ген. Субботин, начальник Штаба Новороссийской области ген. Чернавин, возвращавшиеся из Джанкоя в Севастополь после совещания с ген. Слащевым. В городе были произведены аресты многих высших гражданских и военных властей, арестованы многие штаб-офицеры, и все арестованные препровождены в Европейскую гостиницу, где помещался штаб Орлова. Утром 22-го появился приказ № 1 кап. Орлова, который гласил:
«Приказ № 1 по городу Симферополю.
Исполняя долг перед нашей измученной Родиной и приказы Ком-кора ген. Слащева о восстановлении порядка в тылу, я признал необходимым произвести аресты лиц командного состава гарнизона гор. Симферополя, систематически разлагавших тыл. Создавая армию порядка, приглашаю всех к честной объединенной работе на общую пользу. Вступая в исполнение обязанностей начальника гарнизона гор. Симферополя, предупреждаю всех, что всякое насилие над личностью, имуществом граждан, продажа спиртных напитков и факты очевидной спекуляции будут караться мною по законам военного времени.
Начальник гарнизона г. Симферополя, командир 1-го полка Добровольцев, капитан Орлов.»
Вот как вспоминает утро 22-го января один из офицеров (кап. И.):
«Идя утром в штаб (7 улан. Ольвиопольского полка), я был удивлен присутствием на улицах довольно многочисленных офицерских пикетов. Дошел благополучно; как позже выяснилось — спасли обер- офицерские погоны. В штабе только адъютант шт. — ротмистр Непперт, писаря и никого из штаб-офицеров. Соединились с командиром полка. Под домашним арестом по приказу захватившего город капитана Орлова. Выясняется, что все штаб-офицеры арестованы. Орлов объявил себя комендантом города и захватил Европ. гостиницу. Чтобы выяснить обстановку, мы — я и Непперт — отправились к Орлову. Он принял нас в присутствии какого-то капитана в форме Марковского полка… Орлов, не без театральности, произнес речь о засилье штаб-офицеров, о захвате ими командных постов, о том, что мы, обер-офицеры, остаемся в черном теле на ролях пушечного мяса… Но, конечно, с его способом борьбы мы не могли никак согласиться. И мы мирно разошлись. Прийдя в Штаб, узнали, что нам звонил Крымский конный полк. Соединились. Полк. Бако организовывает сопротивление и сзывает в казармы полка. Мы отдали распоряжение эскадронам пробираться к Крымчакам. В казармах Крым. кон. полка узнали, что из Севастополя идет на фронт тяжелая батарея. Соединились с командиром и поставили его в известность о происходящем. Командир батареи поставил в известность Орлова, что Европ. гостиница находится под его обстрелом.»
Находившиеся в Симферополе запасные части и отряд немецких колонистов соблюдали «нейтралитет».
Одновременно с приказом № 1 были выпущены воззвания к «трудящимся» — одни большевистского содержания, другие в эсеровском духе о «земле и воле», заканчивавшиеся призывом к рабочим записываться в отряд.
«Ревкомом в первый же день выступления, — говорит Шафир, — была послана делегация к Орлову с требованием (подчеркнуло мною. ВА) немедленно освободить заключенных политических. Орлову пришлось бросить роль «дипломата» и дать прямой ответ. Ответ получился отрицательный». На заявление Ревкома, что им будут посланы силы к тюрьме для освобождения заключенных, кап. Орлов ответил, что всякие выступления он будет подавлять всеми имеющимися в его распоряжении силами.
Нормальная жизнь в Симферополе была нарушена, и все следили за развитием событий. Приходившим к Орлову «делегациям» он заявлял, что «молодое офицерство решило взять все в свои руки», но разъяснить это неопределенное сообщение он не старался.
От городской думы и земства были посланы к Орлову делегации для «выяснения смысла совершившихся событий». Орлов обещал все «разъяснить» после получения ответа от ген. Слащева. На тайном совещании городской думы было решено послать делегацию к ген. Слащеву и ген. Май-Маевскому (в Севастополе) и была избрана комиссия «для принятия от имени думы необходимого решения в экстренных случаях». Очевидно, дума предполагала развитие событий.
«По улицам Симферополя продефилировал орловский отряд, показав тут же все количество вооружения, которое находилось в его распоряжении», — пишет Шафир.
Утром же Орлов по какой-то причине решил прекратить телеграфное сообщение Симферополя со штабом ген. Слащева. Вот как описывает офицер телеграфист (пор. Д.), дежуривший в это утро на телеграфном узле на почте:
«Утром около 8 часов в зал с аппаратами быстро и шумно вошли 3 офицера с винтовками, старший был поручик-марковец, хороший мой знакомый. На мой вопрос, что случилось, он ответил, что по приказанию кап. Орлова я арестован, и указал мне на стул, где я должен сидеть, а сам подошел к распределительной доске и вынул все штепселя. Я всполошился и крикнул: — Что ты делаешь, ты порвал связь фронта с тылом! — Не ваше дело, поручик! — был его ответ. В это время пришла смена (пор. Воскресенский) и комендант телеграфного узла. Им были указаны стулья около меня и объявлено об их аресте. Часа через два один из офицеров повел нас в Европ. гостиницу, где в ресторанном зале мы
