– Серьезно? – спросил Витька и засмеялся.
– А что тут смешного? – удивилась я.
– Ты умудряешься видеть то, что не видит никто другой.
– Наверное, им не везет.
– Не уверен.
В этот момент кто-то крикнул.
– Что это? – испугалась я.
– Посмотри, – кивнул Рахматулин одному из парней.
– Там Олег был, – сказал тот и выскочил из комнаты. Больше мы его не видели. Подождали несколько минут в молчании. Тишина была тяжелой, давящей. Рахматулин и его охранники так вцепились в оружие, что у них побелели пальцы.
– Эй, – не выдержав напряжения, громко крикнул Витька, – где тебя носит? – Никто не ответил. Вдруг охранник как-то странно дернулся и стал заваливаться на бок. Витька шагнул к нему и тут же отпрянул.
– Вот черт, – пробормотал он, затравленно оглядываясь.
Я присела на пол и поинтересовалась:
– Который час? До двенадцати или после?
– После.
– Тогда все ясно, – не без гордости сообщила я. – Твой срок истек. И мой, по-видимому, тоже.
– Ерунда, – отмахнулся Витька, но в голосе его слышался страх.
Вдруг погас свет, не только в доме, но и во дворе. Все погрузилось в темноту, мы едва видели друг друга. Витька кинулся к двери.
– Черт, ключа нет! – разозлился он, видимо, думая спрятаться от судьбы за резной доской. Мы невольно жались друг к другу, затравленно шаря глазами по комнате. Разбитое окно пугало, но покидать комнату желания не было. Вот тогда и раздался волчий вой. Протяжный, жуткий, он вползал в комнату вместе с пеленой тумана. Внутренности у меня свело, я открыла рот с намерением заорать и клацнула зубами. А потом забилась за диван.
– Ну, артист… – бормотнул Витька почти весело и вскинул автомат, целясь в окно. Вдруг мы услышали шаги. Кто-то печатал шаг по асфальтовой дорожке. Раз, два, три – и вновь тишина. Все это смахивало на дрянной фильм ужасов. Я подозревала, что для меня в нем отведена роль жертвы. Пошарила вокруг руками: ничего стоящего. Прошмыгнула на четвереньках вперед и влетела головой в камин, чему обрадовалась, потому что нащупала там кочергу. Витька шумно дышал, а я сидела на полу, вооруженная кочергой. Тишина была такой напряженной, что голову разламывало. Когда напряжение стало невыносимым и я готова была вскочить, заорать и броситься вперед, не разбирая дороги, в окне мелькнула тень. Витька выстрелил, среагировав мгновенно, а я зажала уши, выронив кочергу и пряча голову в колени. Посыпалась штукатурка, стекло, и что-то с шумом упало в комнату. Я приподняла голову.
– Черт, – растерянно произнес Рахматулин, – я вроде его убил.
– Кого? – удивилась я.
– Оборотня.
Приподнявшись, совершенно ошалелая, я увидела возле окна на полу силуэт. Труп. У меня теперь большой опыт. Мы бросились к нему, в темноте почти слепые.
– Где-то здесь фонарик был, в шкафу. – По голосу я поняла, что Витьку одолевает то же чувство, что и меня – любопытство. Целую вечность он гремел ящиками, наконец нашел фонарик. Свет вспыхнул, Витька шагнул к трупу, а я стянула с убитого маску. Он лежал лицом вниз, и его пришлось переворачивать. Луч фонаря высветил бледное лицо с открытыми глазами, лицо, совершенно незнакомое мне. Я бы никогда его не узнала, но Витька ошалело произнес:
– Удав. Вот дерьмо. Удав.
Теперь и я увидела, что Витька прав: труп в дурацкой маске – обладатель яркого спортивного костюма и памятного взгляда. Витька все еще не мог прийти в себя и начал разговаривать вслух:
– Черт, ничего не понимаю. Удав… Хотя свел меня с ним Большаков. Конечно, все сходится. Вот дерьмо.
У меня труп Удава особых эмоций не вызвал, разве что удивление. Я тупо пялилась на него и пыталась свести концы с концами. Тут во двор на скорости въехала машина, тормоза скрипнули. Витька подобрался, а я услышала голос Глеба:
– Киска, эй, киска, есть кто живой?
Я собралась ответить, что живые, как ни странно, имеются, но Витька сдавил мне рот ладонью с такой силой, точно собрался разом сломать все зубы. Я слабо замычала, а он поволок меня к двери. Глеб все еще звал меня, но ответить я не могла. Витька втащил меня в гараж, швырнул на заднее сиденье своей машины и замахнулся кулаком. Я вобрала голову в плечи, она, кажется, треснула, а потом раскололась, как орех.
Я открыла глаза и моргнула. Свет фар высвечивал песчаную дорогу. За рулем Витька, а я на заднем сиденье и как будто – живая. Что весьма странно. Кулак у него будь здоров. Хотя, может, у меня голова слабая. Оцепенение не проходило. Вероятно, не следовало торопиться и открывать глаза. Через пару минут я стала ощущать покалывание во всем теле, потом оказалось, что я могу шевелить носом, потом – губами. Впрочем, не так уж это и радовало. Витька начал чертыхаться, притормозил, развернулся и поехал назад. Как видно, заплутал. А я попыталась понять, куда мы едем. Через пару минут фары весьма кстати высветили указатель.
– На кладбище? – поинтересовалась я.
