– А чего это ты торопишься?
– Не видно ничего, а земля – точно камень.
– Работай, работай.
Ветка опять хрустнула, что вызвало во мне прилив трудолюбия. Витька сел на скамейке возле ограды, хотел закурить, но передумал и сигарету отбросил.
– И что ты делать будешь, когда меня зароешь? – спросила я, продолжая трудиться.
– Исчезну, – усмехнулся он, – растворюсь.
– Ага. Умник. Забыл, что Оборотень сказал? Сегодня – твой срок.
– Оборотень мертв, и ты это знаешь не хуже меня.
Я засмеялась, таким забавным мне это показалось.
– Ты, Витька, дурак, ей-богу. Воображаешь себя крутым, а наивен, как младенец. Удава застрелили в спину. Он что, по-твоему, в окно задом наперед лез?
– Ты меня на такое дерьмо не купишь, – попробовал он засмеяться, впрочем, не очень убедительно, и спросил: – Откуда тогда Удав взялся?
– Очень просто. Кто-то позвонил ему и сказал, что на твоей даче интересные вещи затеваются. Твоим хозяевам неплохо было бы знать, что там происходит. В общем, Удава сгубило любопытство, а Брауна – жадность. Он свято верил в то, что деньги прикарманил ты.
– Браун? Браун погиб? – удивился Витька.
– Конечно. Одни покойники.
– Хорошая новость.
– Вот уж не знаю. Нас все еще трое: ты, я и Оборотень.
– Ерунда, – засмеялся Витька, – в любом случае, завтра меня ни одна живая душа не сыщет.
– А вот это точно, – согласилась я, – оглянись, придурок!
Вспыхнули фары, высветив Витькин силуэт. Он выхватил пистолет, три выстрела грохнули одновременно, и Рахматулин рухнул на холмик свежей земли у моих ног. А с двух сторон появились люди: справа Гоша с Сонькой, которая пробиралась кустами, точно слон, а слева – Глеб. Фары его машины все еще горели, освещая кладбище и нас желтым призрачным светом.
– Как ты? – спросил Глеб, обнимая меня.
– На руках будут мозоли от лопаты.
– Если это все, то печалиться не о чем.
Сонька повисла у меня на шее, смачно расцеловала, сообщив доверительно:
– Я чуть с ума не сошла.
– Ерунда. Никто бы этого даже не заметил.
Гоша очумело пялился на труп Рахматулина, спросил, глотая слюну:
– Он мертвый?
– Мертвый, – кивнул Глеб.
– О господи, – Гоша по-лошадиному затряс головой, – неужели это я его убил?
– Все-таки ты, Гоша, бандит какой-то недоделанный, – укорила Сонька. – Лично мне его совсем не жалко, хоть и одноклассник… бывший.
– Не ты его убила.
– Считай, его убил я, – усмехнулся Глеб. – Наверное, так оно и есть.
– Хорошо бы, – поежился Гоша, – то есть мне было бы спокойнее.
– Ты что ж, никого так ни разу и не шлепнул? – поддразнила Сонька.
– Вот чокнутая.
– Ну, бандит. А еще пистолет таскаешь. Небось не стрелял ни разу.
– Почему, дважды, – обиделся Гоша.
– В армии, что ли?
– Я в армии поваром был.
Сонька фыркнула:
– То-то у тебя ряха такая аппетитная.
– Выстрелы могли услышать, – напомнила я, но Сонька отмахнулась:
– На Витькиной даче из пушек палили, и хоть бы один мент…
– Ментов там сейчас достаточно, – сказал Глеб, – а здесь нам делать нечего.
– Кое-что есть, – вздохнула я.
