«В связи с приближением линии фронта к Москве и необходимости наведения жесткого порядка на тыловых участках фронта, прилегающих к территории Москвы, Государственный Комитет Обороны постановляет:
1. Поручить НКВД взять под особую охрану зону, прилегающую к Москве с запада и юга и по линии Калинин, Ржев, Можайск, Тула, Коломна, Кашира. Указанную зону разбить на семь секторов: Калининский, Волоколамский, Можайский, Малоярославский, Серпуховский, Коломенский, Каширский.
2. Начальником охраны Московской зоны обороны назначить заместителя народного комиссара внутренних дел СССР комиссара госбезопасности 3-го ранга тов. Серова…»
Позже генерал И.А. Серов описал несколько эпизодов, относящихся к тем суровым дням. Один из них, в авторской редакции, я привожу полностью:
«Ночью раза два поднимали меня по тревоге: „Немцы идут!“ В те времена страшно все боялись окружения. Дело доходило до того, что бросали оружие и сдавались без боя только от одной мысли об окружении. Но это было только в первое время.
Утром прилетел в Москву. Сразу вызвали и наркому. В кабинете у Берия был Щербаков.
Мне еще утром, когда я ехал с аэродрома, рассказали, что вчера в Москве началась паника. Распространили слух, что немцы вот-вот будут в Москве. Это пошло в связи с тем, что было принято решение ГКО об эвакуации ряда заводов в тыл страны. Некоторые директора, вместо того чтобы как следует организовать выезд рабочих и эвакуацию заводов, бросили все, погрузили семьи и стали уезжать из Москвы. На окраинах их хватали рабочие, выкидывали из машин и не пускали.
Когда я вошел в кабинет, Щербаков ходил красный и взволнованно говорил: «Ой, что будет!» Берия прикрикнул на него: «Перестань хныкать». Когда я поздоровался, они мне начали наперебой рассказывать то, что я уже знал. Я сказал об этом. «Тогда сейчас же поезжай на арт. завод в Мытищи, там на дворе собралось тысяч пять рабочих, зажали Устинова (министра вооружения) и не дают эвакуировать завод. Возьми с собой 2-3 автомашины солдат и пулеметы. Надо заставить эвакуировать завод». Я поехал. Подъезжая к заводу, я увидел, что толпа не только запрудила территорию завода, но вылилась за ворота. Там уже было не 5 тысяч, а тысяч 10, не меньше. Я с шутками стал пробираться сквозь толпу. Мне тоже рабочие отвечали шутками «пустите начальство». Добрался до центра, а затем вошел в дирекцию завода. Там был Устинов, директор завода Гонор и др. руководители завода. Поздоровались. Устинов грустный, заявил мне, что ничего не выйдет. Я говорю, пойдем к рабочим. Он: «Я уже был, не хотят слушать». Ну все же пошли. Пробрались к центру. Там на грузовой машине стояли ораторы и кричали: «Не дадим, не пустим!» и т.д. Мы с Устиновым забрались на машину. Я попросил слова. Спрашивают: «А кто ты такой?» Говорю: зам. наркома. Молчат. Начал говорить.
Вопрос: «А откуда ты будешь сам-то?» Говорю — вологодский. Спросили также и фамилию. Назвал. Кто-то крикнул: «Наш мытищинский!» Оказывается, на этом заводе были потомственные рабочие Серовы. Стал говорить, слушают. Когда дошел до эвакуации, то говорят: «Будем Москву оборонять и пушки делать. Разминируйте завод. Не сдадим Москвы». Разъясняю, что не следует рисковать. Никакого результата. Вижу, дело плохо. Перешел к другому варианту. Начал спрашивать о зарплате. Кричат: «Не выдали деньги за октябрь!» «Не подвозят хлеба!» — кричат другие». У меня мелькнула мысль, что если я сейчас организую подвоз хлеба и выдачу денег, тогда с территории завода можно будет всех вывести. Говорю: «Вы стойте здесь, а я пойду разговаривать с МГК о деньгах и хлебе». И действительно договорился с Щербаковым, что он сейчас же направит деньги и хлеб. Вообще говоря, довольно глупо получилось: денег рабочим не дали, хлеб не дают, а хотят эвакуировать. Пошел опять митинговать. Залез и говорю: «Сейчас привезут деньги и хлеб, идите занимать очередь около клуба (он стоял вне территории), там выдают деньги и хлеб». Раздались голоса: «Обманываешь, не пойдем».
Я спрыгнул с машины, подхватил под руки двух рабочих и говорю: «Пошли, первыми получите деньги и хлеб». Они пошли со мной, к нам присоединились еще, а некоторые кричат: «Не пойдем, обман!» Я на ходу говорю: «Стойте тут, мы все получим».
Одним словом, за нами постепенно вышли почти все рабочие, и действительно быстро подъехали с хлебом и началась раздача. Я выставил посты на всех воротах.
К вечеру завод очистили и оборудование вывезли, а рабочих с семьями следующим эшелоном. Я про себя подумал, рабочие хотят защищать свою Родину, столицу. Им надо было все разъяснить, они бы поняли, что для защиты Родины важнее организовать выпуск не в осажденном городе, а в тылу. Но этого не было сделано. Секр. обкома т. Щербаков растерялся, не сделал эту работу, вот и получилось недоразумение. Конечно, такие дела надо решать не солдатами и пулеметами.
Вечером я донес о событиях на Мытищинском заводе. Т. Сталин на моей записке написал «т. Щербакову — прочитайте записку. Было дело не так, как вы говорили». Щербаков на меня разозлился и долго помнил этот случай.
Вообще нужно сказать, что многие деятели растерялись, когда немец подошел к Москве. Правда, в предвоенный период была занята явно неправильная линия, когда мы всему народу внушали, что если на нас нападут, то будем бить врага на его территории.
Когда же эти иллюзии опрокинулись, то растерялись и, кстати сказать, долго не приходили в себя. Некоторые с большой скоростью мчались по сигналу тревоги в «бомбоубежище», которое мы прозвали братской могилой. Это были подвальные этажи 5-7-этажных домов. Конечно, если такой дом завалит бомбой, то оттуда вряд ли откопают, поэтому я сходил один раз и потом продолжал сидеть у себя в кабинете, когда бывал в Москве. Москвичи же, по моим наблюдениям, вели себя как настоящие патриоты. Все были собранные, подтянутые. В разговорах иногда только спрашивали «Как на фронте?» Находились и подлые трусы, особенно они себя проявили в трудные дни для Москвы октября 17-18 дня. Эти трусы из числа руководителей заводов бросили все и устремились в сторону г. Горького. В горкоме партии нашлись два идиота, которым было поручено отвезти в тыл партдокументы, а они вместо выполнения задания, сдали чемоданы с документами в багаж на ж/д станции, а сами подались в Куйбышев.
Положение под Москвой ужасное. Да и не только под Москвой, т.к. на других фронтах дело обстояло не лучше. 19 сентября нашими был оставлен Киев. 15 сентября немцы были уже под Ленинградом, пытаясь его окружить и взять с ходу или измором. 17 октября немцы заняли Брянск, 7 октября Вязьму. Проще говоря, весь Западный фронт, которым командовал генерал Павлов, быстро выдвинувшийся в Испании, потерял управление».
У кинотеатра «Смена» на трамвайной остановке комендантский патруль с трудом отбил у разъяренной толпы человека в потрепанной милицейской форме.
Это был латышский оперативник, пробравшийся в Москву через фронт. Он по-русски говорил, вполне естественно, с прибалтийским акцентом, и бдительные жители моего района приняли его за немецкого шпиона.
Слухи о них стихийно расползались по Москве, вызывая у одних повышенную бдительность, а у других панику.
Немцы действительно засылали в Москву большое количество агентуры. Они брали не качеством, а количеством.
Агенты во время бомбежек указывали ракетами цели. В бесконечных очередях у продуктовых магазинов распускали слухи, инспирировали беспорядки и погромы.
Среди них было немало уголовников, которых забрасывали в Москву для работы по «специальности» — грабить и воровать.
В сентябре сорок первого в МУР пришло сообщение, что в районе Сокольников и Марьиной Рощи объявились «попрыгунчики».
Подобную банду московские опера ликвидировали в восемнадцатом году, потом они появились в двадцать втором и нападали на подгулявших нэпманов.
Метод «попрыгунчиков» был достаточно остроумным. Ночью в глухом переулке одинокого прохожего внезапно окружают несколько фигур в белых балахонах. Они не двигаются, как все нормальные люди, а прыгают. К обуви эти умельцы прикрепляли мощные пружины.
МУРом в сорок первом году руководил старший майор Рудин. Он приказал в трехдневный срок ликвидировать возродившихся «попрыгунчиков».
Банда была замечена рядом с парком «Сокольники», потом в Черкизово и Марьиной Роще.
