два пальца к вискам:
— Идёт коза рогатая, идёт коза бодатая, кого бы ей забодать?
— Не меня, не меня!
Рога идут, приближаются к Мите, медленно, прямо к нему. Митя кубарем, с визгом и смехом, скатился со стула под стол. В дверях появился отец:
— Володя, идём ко мне.
Ещё не остывший от шалостей, Володя вошёл в кабинет. Здесь стоял книжный шкаф, в простенке меж окон большой письменный стол, а у другой стены овальный столик и диван для посетителей.
— Сядь, — сказал отец. — Посиди.
И углубился в работу. С малых лет Володя чувствовал уважение к кабинету отца. Папа много работал, очень много. Выезжал в губернию, в деревенские школы за сотни вёрст и в зимние морозы, и в осеннюю грязь. Не было, наверно, ни одной начальной школы в Симбирской губернии, куда бы Володин отец не приезжал помогать учителям. А дома надо писать отчёты, планы, педагогические статьи и заметки. Отец работал с утра до ночи.
— Володя, — позвал он через некоторое время.
Володя охотно подошёл. Шалости уже вылетели у него из головы.
— На сегодня окончил работу, — сказал отец, аккуратно складывая в папку свои бумаги. — Кончил дело — гуляй смело. А другим не мешай, — несердито погрозил он Володе. — Ну, как в гимназии дела, гимназист?
Володя рассказал, как дела. Ничего дела.
Из зала донеслась негромкая музыка.
Они тихонько вошли в зал. Был полумрак. В подсвечниках рояля горели свечи. Мама играла. Что-то светлое, ясное, как летний солнечный день, играла мама. Володя с отцом сели в уголке, долго слушали музыку.
БУДЬ ТОВАРИЩЕМ
Зазвенел звонок к уроку. Второклассники с шумом занимали места. Была весна. Окна были открыты. Вдруг с улицы на подоконник вскочила кошка.
— К нам новичок! — хохоча, крикнул кто-то.
Вошёл учитель. Мальчик, сидевший у окна, недолго думая схватил кошку, сунул в парту, захлопнул крышкой.
— Начнём урок, — сказал учитель, поднимаясь на кафедру и поправляя на носу пенсне.
«Мяу», — промяукала кошка.
— Что такое? — строго сдвинул брови учитель.
В классе послышались кашель и шорохи, у кого-то шлёпнулись на пол книги. Гимназисты старались всячески заглушить мяуканье кошки в парте. А она всё пуще: «Мяу, мяу, мяу».
Мальчик перепугался, что влетит от учителя, и выпустил кошку. Кошка как ни в чём не бывало направилась между партами к учительской кафедре. Второклассники замерли.
Учитель побагровел, пенсне упало с носа, повисло на шнурке.
— Что за безобразие? Кто принёс?
— Мы не приносили. Она сама вскочила в окно.
— Кто спрятал? Сейчас же сознавайтесь. Кто спрятал кошку? Назовите тотчас!
Ни звука в ответ. Никто не оглянулся к окну, где тот мальчик сидел ни жив ни мёртв от грозного крика.
— Смутьяны! — сказал учитель. — Будет доложено инспектору.
Урок прошёл в глубокой тишине. После звонка, когда учитель удалился, Володя вышел перед классом:
— Будем молчать!
— Верно, Ульянов! Не выдавать! Ни за что!
С последней парты поднялся один второклассник, длинный, тонкий, неслышный. Бочком незаметно ушёл. «Куда он?» — удивился Володя. Но некогда было раздумывать. Обсуждали происшествие. Никто не обратил внимания на то, что Длинный ушёл.
— Ребята, — сказал Володя, — молчать, как один.
— Как один! — подхватил второй класс.
Было и боязно, и дружно, и какой-то у всех был подъём.
Длинный вернулся, сел за парту.
В конце перемены появился инспектор, выпячивая грудь в зелёном мундире:
— По местам!
Вмиг второклассники были за партами. Стояли. Что будет?
Инспектор леденящим взглядом обвёл второклассников и… задержался на мальчике, спрятавшем кошку.
— Вон из класса! Единица за поведение. В карцер!
Мальчик, ошеломлённый, поникнув, отправился в карцер. Все были поражены. Как мог инспектор узнать? Кто-то наябедничал. Кто?
Володя оглянулся на Длинного.
У того горели уши, пугливо шныряли глаза…
Плохо стало в классе. Каждая, даже небольшая, проказа и малейшая шалость становились известны инспектору. Ежедневно кого-нибудь то в карцер, то без обеда. Мальчики стали подозрительны. Боялись дружить. У всех вертелась мысль: «Кто же, кто ябедничает инспектору?»
Однажды в перемену Володя увидел: из кабинета инспектора выскочил Длинный и, прячась, шмыгнул в ребячью толпу. «Он», — понял Володя.
— Он ябедничает, — сказал Володя товарищам.
Многие уже и сами догадывались.
— Я его изобью! — сжимая кулаки, возмущался Дима Андреев, Володин товарищ. — Ребята, подстережём его на улице, проучим.
— Лучше по-другому проучим, — сказал Володя. — Объявим бойкот.
— Что такое бойкот?
— Не разговаривать, не отвечать на вопросы, не замечать, будто его нет.
Как раз вошёл Длинный. Глаза, как всегда, жалко суетились и бегали. Он заметил, все умолкли при его появлении.
— Какой сейчас у нас будет урок? — спросил Длинный.
Никто не ответил. Один мальчик подбежал к доске, написал крупно: «С ябедами не разговариваем» — и быстро стёр тряпкой.
Длинный съёжился и, втянув голову в плечи, ушёл за свою парту.
Володя его презирал. Когда Длинный попадался навстречу, Володя глядел мимо. И все так. Длинный остался один, совершенно один. Никто не говорил с ним ни слова. На него не глядели. Не замечали.
Шли дни. Шла неделя, другая, третья. Доносов не стало. Второклассников не сажали каждый день в карцер.
— Он перестал ябедничать, мы его проучили, — говорили между собой второклассники. Но по- прежнему не замечали его.
Раз после уроков Володя вбежал в пустой класс взять забытую книжку. Длинный сидел на последней парте и плакал. Володя подошёл:
— Ты раскаялся? Ты больше не будешь?
Длинный поднял дрожащее, залитое слезами лицо. С ним говорили, он не верил ушам!
— Никогда, никогда! — залепетал он. — Я от страха. Я боялся, что инспектор прогонит меня из гимназии за то, что плохо учусь. Не могу я так жить, без товарищей!
