— Постарайтесь побыстрее, — ответил детектив.
Дэвид зажмурился от чувства вины — он не навещал профессора Кляйнмана уже три года. Уйдя с физического факультета Колумбийского университета, старик сделался затворником. Жил в тесной квартирке на окраине Западного Гарлема, все деньги передавал Израилю. Ни жены, ни детей — вся жизнь отдана физике.
Двадцать лет назад, когда Дэвид был студентом, научным руководителем у него был Кляйнман. И Дэвиду он понравился с самого начала. Профессор держался просто и дружелюбно, вставлял в рассуждения о квантовой теории острые словечки на идиш. Раз в неделю Дэвид приходил в кабинет Кляйнмана и слушал его истолкования тайн волновых функций и виртуальных частиц. К сожалению, всех этих терпеливых объяснений оказалось мало, и через два года разочарований Дэвиду пришлось признать, что он рубит дерево не по себе. У него просто ума не хватает быть физиком. Потому он сменил специальность на ближайшую, которую мог найти: сделал диссертацию по истории науки.
Кляйнман был разочарован, но понял его. Хотя Дэвид и не смог стать физиком, старик к нему привязался, и они поддерживали контакт следующие десять лет, а когда Дэвид начал собирать материалы для своей книги — исследование о совместной работе Альберта Эйнштейна с его ассистентами, — Кляйнман поделился с ним личными воспоминаниями о человеке, которого называл Herr Doktor. Книга эта, «На плечах гигантов», имела невероятный успех и создала Дэвиду репутацию. Сейчас он был профессором истории науки в Колумбийском университете, но не обольщался успехом: по сравнению с таким гением, как Кляйнман, он не достиг ничего.
Такси с визгом затормозило перед приемным отделением больницы св. Луки. Дэвид расплатился с водителем и бросился в автоматические двери — тут же ему на глаза попались трое полицейских, стоявших возле стола регистратора. Двое из них были в форме: средних лет сержант с выпирающим пузом и высокий тощий стажер, будто только что из полицейской академии. Третьим был детектив в штатском — красивый латинос в отглаженном деловом костюме. «Это он мне звонил», — подумал Дэвид и вспомнил фамилию: Родригес.
Чувствуя, как стучит сердце в груди, он подошел к полицейским:
— Прошу прощения. Я Дэвид Свифт. Вы детектив Родригес?
Детектив мрачно кивнул. Двое патрульных вроде пребывали в хорошем расположении духа. Пухлый сержант улыбнулся Дэвиду:
— Эй, а разрешение на эту штуку у вас есть? — Он показывал на «СуперПолив». Дэвид был так поглощен своими мыслями, что забыл про автомат Джонаса — игрушка так и осталась у него в руке.
Родригес поморщился, глянув на сержанта — он не одобрял неделового поведения.
— Спасибо, что приехали, мистер Свифт. Вы родственник мистера Кляйнмана?
— Нет-нет, всего лишь друг. На самом деле — бывший его студент.
Детектив озадаченно посмотрел на него:
— Он был вашим преподавателем?
— Да, в Колумбийском. Как он? Серьезно ранен?
Родригес положил руку Дэвиду на плечо.
— Пройдемте с нами, если вы не против. Он в сознании, но на вопросы не отвечает. Настаивает на разговоре с вами.
Он вывел Дэвида в коридор, двое патрульных шли сзади. Попадавшиеся по дороге сестры смотрели мрачно — не слишком хороший знак.
— Что случилось? — спросил Дэвид. — Вы говорите, на него напали?
— К нам поступил сигнал о том, что происходит ограбление, — ответил Родригес без тени эмоций. — Случайный свидетель увидел, как какой-то мужчина забрался в жилой дом через окно с пожарной лестницы. Прибывшие на место полицейские обнаружили мистера Кляйнмана в ванной, в критическом состоянии. Больше на данный момент нам ничего не известно.
— В критическом состоянии — это что значит?
Детектив смотрел прямо перед собой.
— Это был какой-то сумасшедший. У мистера Кляйнмана ожоги третьей степени на лице, на груди и в области гениталий. Кроме того, у него коллапс легкого и повреждения других внутренних органов. Врачи говорят, что сердце у него уже не выдерживает. Мне очень жаль, мистер Свифт.
Дэвид сглотнул.
— Его будут оперировать?
Родригес покачал головой:
— Он не выдержит операции.
— Черт побери, — процедил сквозь зубы Дэвид.
Он испытывал скорее не горе, а гнев. Кулаки сами сжимались при мысли о том, что доктора Ганса Вальтера Кляйнмана, добрейшей души старика с блестящим интеллектом, забил до смерти какой-то уличный панк.
Они подошли к дверям с надписью «ОТДЕЛЕНИЕ ТРАВМАТОЛОГИИ». Через открытые створки были видны сестры в больничных халатах, окружившие койку, обставленную медицинской аппаратурой: кардиомонитор, дефибриллятор, тележка с лекарствами и приборами, штатив с капельницей. Кто лежит на койке — из коридора видно не было. Дэвид собирался шагнуть внутрь, когда Родригес взял его за руку.
— Я знаю, что это будет трудно, мистер Свифт, но нам нужна ваша помощь. Я прошу вас спросить у мистера Кляйнмана, помнит ли он нападение. Санитары говорят, что в машине он повторял какие-то имена. Какие? — повернулся он к стажеру через плечо.
Мальчишка листанул блокнот.
— Секунду, сейчас. Помню, что имена были немецкие… а, вот они. Айнхайт Лихе и Фельд Терри.
Родригес уставился на Дэвида.
— Вы знаете кого-нибудь из этих людей? Это были сотрудники мистера Кляйнмана?
Дэвид повторил про себя: «Айнхайт Лихе, Фельд Терри». Странные имена, даже для немецких. И тут до него дошло.
— Это не имена, — сказал он. — Это два немецких слова. Einheitliche Feldtheorie.
— И что они значат?
— Единая теория поля.
Родригес недоуменно уставился на него:
— А это еще что за чертовщина?
Дэвид решил остановиться на объяснении, которое дал Джонасу:
— Теория, которая объясняет все существующие силы в природе. Все, от гравитации и электричества до внутриядерных. Святой Грааль физики. Над этой проблемой работают много десятков лет, но пока еще никто этой теории не выдвинул.
Пузатый сержант усмехнулся:
— Ага, значит, она и есть наш подозреваемый — единая теория поля. Мне как, сообщить всем постам?
Родригес снова поморщился, глянув на сержанта, и обернулся к Дэвиду:
— Вы просто спросите мистера Кляйнмана, что он помнит. Любая мелочь может оказаться полезной.
— Ладно, постараюсь, — кивнул Дэвид, но мысли его были далеко. Почему Кляйнман повторял именно эти слова? «Единая теория поля» — термин несколько старомодный. Сейчас большинство физиков предпочитают говорить о теории струн, М-теории или квантовой гравитации — так называются более современные подходы к проблеме. Более того, Кляйнман не был энтузиастом ни одного из этих подходов. Как он говорил, его коллеги-физики тут все делают неправильно: вместо попыток понять, как устроена вселенная, они громоздят аляповатые башни математических формул.
Родригес бросил на него нетерпеливый взгляд. Потом взял у него из рук «СуперПолив» и подтолкнул Дэвида к дверям травматологического отделения.
— Вы бы побыстрее, он вряд ли долго протянет.
Дэвид кивнул и шагнул внутрь. Увидев его, две сестры деликатно отошли в сторону, вглядываясь в кардиомонитор.
