последний раз, Вовка увидел знакомых парней и девчат. Накинув на голову плащи, они бежали к лесу.
Вовка лёг в кровать и, засыпая, услышал сквозь шум дождя отдалённое бренчание гитары. Играли где-то за домом, в лесу.
Утро пришло омытое вчерашним дождём, чистое и бодрящее. Вовка распахнул окно, высунулся из него и свистнул. Из соседней дачи выбежал Миша.
— Илья Муромец готов? — поинтересовался Вовка.
— Нет ещё. Я ж тайком от мамки!.. А нож — во! Сам так и режет! Только б мамка не отобрала!
По привычке они пошли проверить после дождя подземный муравьиный переход. Труба была на месте. Ни вода, ни грязь не попали в неё. И асфальт, и лес, и кусты вокруг — всё оставалось прежним. Только не было видно ни единого муравья.
Ребята тревожно переглянулись и, не сговариваясь, помчались к муравейнику. Его тоже не было. Муравьиный небоскрёб исчез. Вместо него виднелась куча пепла и валялись обугленные сучья. Трава вокруг была примята, истоптана. Лежала на боку открытая консервная банка. Поблёскивали две пустые бутылки. Под кустом валялась забытая фляга в чехле из зелёного сукна.
Вовка подошёл к ней, брезгливо подцепил носком ботинка, швырнул на жаркие угли и заплакал. Он не всхлипывал, не рыдал, как маленький. Слёзы по-взрослому текли и текли по щекам. Вовка не вытирал их.
Миша хлюпнул носом, усиленно заморгал повлажневшими ресницами и, вздохнув, кинул ножик в самое угольное пекло. Сталь быстро накалилась. Покоробилось и с треском отскочило перламутровое украшенье. Обнажилось железо рукоятки.
Лопнуло по шву и задымилось зелёное сукно на фляге. Внутри что-то щелкнуло. Фляга шевельнулась и, выпустив из горлышка струю пара, долго шипела, как змея.
Подул ветерок. Качнулись деревья. Тоскливо заскрипела старая сосна, которая всё ещё поддерживала молодую, вырванную с корнем сосенку.
