- Зашибись! Девушки уже с топорами ходят?!..
- Я как раз тут недавно магазин открыл, зонты завезли просто шикарные, новые модели. У меня как раз есть с собой... вот.
Ночной прохожий, так похожий на актера Юла Бриннера. Ночной прохожий, пытавшийся продемонстрировать ей серебристый зонт... а потом она уронила топорик, и продавец зонтов потерял интерес к демонстрации. А что было дальше? Дальше события развивались, как... ну ей богу, как в плохом триллере. Столько немыслимых совпадений. Столько нелепостей... Ограбления, про которые говорила Ларка, но о которых Костя ничего не знал. Странные люди под зонтами, о которых ничего не знал Юрий Андреевич. Бесчисленные фуры над дороге, безмолвные фигуры - все это было только до встречи с продавцом зонтов. Почему она забыла про этого ночного прохожего? Потому что он не имел значения? Или на то была другая причина?
А что, если ничего этого не было?
Эша похолодела, отчаянно восстанавливая в памяти встречу с подделкой под Бриннера во всех подробностях, а восстановив, подняла голову, жалобно и сожалеюще глядя на Олега Георгиевича, столь своевременно появившегося из ниоткуда.
- У него не было зонта, - прошептала она. - Он раскрыл надо мной серебристый зонт, но когда я уронила топорик, и он отступил назад, у него не было серебристого зонта. Только его, черный, с которым я его и встретила... И это постоянное странное ощущение в правой руке... Зонт остался у меня. Все это время он был у меня. Он... Господи, он и сейчас у меня!
- Ничего у вас нет, - с едва уловимым холодком произнес Ейщаров, опускаясь в кресло водителя. - Бросьте валять дурака, Шталь, пора ехать! Простите, что я вас ударил. Просто я слишком волновался за вас.
Эша тоскливо посмотрела на него, потом зажмурилась и сжала ноющие пальцы. Ладонь была пуста, безнадежно пуста. Неужели она ошиблась? Хорошо это или плохо, если она ошиблась?
- Это глупо, Шталь, - произнес ейщаровский голос. Эша медленно открыла глаза, глядя в знакомое лицо, и тут ладонь вдруг перестала быть пустой. Ручка, гладкая изогнутая ручка зонта, которую кто-то когда-то вложил в нее... холодная ручка странного короткого мира. Она не стала смотреть на свою руку, просто нашарила пальцами кнопку, и пальцы замерли на ней. Нажимать опять не хотелось. Было бы проще, если б Олег Георгиевич отвернулся. Эша отвернуться не могла.
- Не делайте этого, Эша, - негромко сказал он. - У этой истории может быть продолжение. Хорошее продолжение. Там же она даже не начнется.
Стиснув зубы, Шталь нажала на кнопку, и ей наконец-то удалось отвернуться. Автобусные кресла, сидящие в них девушки, окно, мокрые деревья за ним - все вздрогнуло, сделалось плоским, и спицы зазмеились повсюду с холодным металлическим скрежетом. А потом все пропало.
И это вновь стало катастрофой.
* * *
- Эй, сюда! Вот она!
Эша разжала пальцы, скорее ощутив, чем услышав, как зонт плюхнулся на мокрый асфальт где-то далеко внизу. Дождевая вода потоками стекала по ее лицу, она глотнула ее и закашлялась. С трудом разлепила мокрые ресницы, и в глаза ей плеснул расплывающийся, изломленный завесой дождя свет фонарей. Шталь снова зажмурилась, сделала шаг в сторону, но ноги тут же отказались делать что-либо, и она села на мокрый асфальт. Волосы, свесившись, немедленно залепили ей лицо, и, право, это было не так уж плохо.
- Шталь! Эша!
Руки на плечах, трясут, убирают волосы с лица. Кто-то пришел. Кто-то со знакомым голосом. Не трясите Эшу Шталь. Пусть еще посидит на асфальте. Эша Шталь очень устала. Она может сидеть тут вечно. Только не надо столько воды...
- Найдите что-нибудь - надо ее укрыть! И дай зонт!..
Эша услышала только последнее слово и мгновенно ожила. Попыталась вскочить, плюхнулась на четвереньки и, возясь на асфальте, словно огромный, усталый краб, заныла:
- Только не зонтик! Не надо зонтиков! Хватит зонтиков!..
- Дите бредит, - произнес рядом густой, озадаченный голос Михаила, и ейщаровский негромко ответил:
- К сожалению, нет.
Голос бывшего начальника был холодным - холоднее дождя, сыплющегося ей на голову, и Эша невольно съежилась, сплевывая воду, которая так и норовила попасть в рот. Снова дождь - везде дождь и везде злые начальники.
- Эша, вы меня слышите?.. - чья-то рука остановила ее перемещение по асфальту, снова убрала слипшиеся пряди волос, тронула щеку. - Господи, да она ледяная! Уноси ее, не стой столбом!
- Жуть берет!.. - сказал кто-то неподалеку. - Я их как всех увидел... Прямо фильм ужасов!
В ответ заговорили сразу несколько голосов, и Эша, перестав разбирать слова, занялась отчаянным чиханием. Сильные руки подхватили ее, что-то теплое и приятно-сухое окутало голову и плечи, и, открыв глаза, Эша увидела совсем рядом мокрую, добродушную физиономию Михаила, который тут же ободряюще подмигнул ей и сообщил, не без оснований решив, что Шталь пока еще мало что соображает:
- А это я!
Эша вяло кивнула и увела взгляд в сторону, старательно обогнув им мрачную фигуру Ейщарова. Вокруг была истончающаяся ночь, пронзенная тусклым светом фонарей и задернутая дождевой занавесью - странная, нелепая ночь, не ведомая прежде крошечному городку, спрятанному среди сосен. Везде - на тротуаре, возле приоткрытых дверей магазинов, кое-где даже прямо на дороге неподвижно стояли люди, подняв над собой мокрые купола зонтов и знакомо глядя перед собой невидящими глазами. Мужчины, женщины, дети... Наверное, все население Малых Сосенок находилось здесь, охваченное диковинными, жутковатыми чарами, и немногочисленные подчиненные Ейщарова, деловито снующие среди них, казались пришельцами из другого мира. Лица подзонтиковых людей были нездорово-бледными, застывшими, и даже в неверном свете уличных фонарей было видно, как посинели их пальцы, намертво стиснувшие ручки зонтов. Сквозь шаги и голоса Эша разобрала дробный, едва слышный звук, словно по все улице рассредоточился оркестр малюток-неумех, играющих на крошечных барабанчиках, и только спустя какое-то время поняла, что это вразнобой стучат от холода зубы стоящих под зонтами. Ее зубы тоже стучали друг о дружку. Сколько она простояла здесь? Ночь? Неделю?
- Ночь, - ответил Ейщаров на ее безмолвный вопрос. - Только одну ночь. Так что можете перестать в таком ужасе таращить глаза.
Эша хотела было огрызнуться, но вместо этого у нее вырвалось лишь жалобное скуление, и, не выдержав, она сунулась лицом в плечо водителя.
- Да ладно тебе, Георгич, пусть хоть в себя придет, - укоризненно заметил Михаил, и Шталь стало еще страшнее. Раз Михаил защищает ее от Олега Георгиевича, то значит ее дела совсем плохи.
- З-зонтики! - простучала она зубами в водительское плечо. - Это з-з-з...
- Неси ее в машину, чего ты ждешь?! - Ейщаров раздраженно подтолкнул Михаила и пошел следом, прижимая к уху свой сотовый. Водитель распахнул дверцу ближайшего микроавтобуса, мягко урчавшего двигателем, сунул Эшу в одно из кресел, а сам поместился напротив. Ейщаров остался стоять на улице, и Шталь немного успокоившись, попыталась немедленно сообщить водителю все, что ей было известно, но произвела лишь совершенно чудовищную смесь из стука зубов, чихания и согласных звуков. Михаил, покосившись в окно, за которым маячила ейщаровская фигура, почесал затылок, перегнулся через сиденье, извлек бутылку коньяка и, одним движением большого пальца свинтив крышку, сунул бутылку Эше. Та, подавшись вперед, вцепилась в нее и принялась жадно глотать, предварительно проиграв зубами по коньячному горлышку затейливую мелодию. Дверца отъехала в сторону и просунувшийся внутрь Ейщаров сказал:
- Полегче! Выпадать в осадок будете позже, мамзель! Согрелись - и хватит!
Эша, опустив бутылку, выпалила:
- Поймайте Юла Бриннера!
