I.
КОРОЛЬ, ДАМА И ВСЯКИЕ ВЕЩИ.
- Что вам известно о природе вещей?
Это был совсем не тот вопрос, которого она ожидала, и поначалу девушка даже растерялась и несколько секунд молчала, глядя, впрочем, безмятежно, а в уме лихорадочно выискивая подвох в заданном вопросе. Да еще и заданном на редкость простодушным и в чем-то доверительным тоном. Потому что негласный глава города никак не мог пригласить молоденькую, никому не известную журналисточку для беседы о природе вещей.
Фигура Олега Георгиевича Ейщарова всегда казалась ей полумистической. Никто не знал, откуда и как он появился в Шае, и уж тем более никто не мог понять, каким образом вышло так, что он стал практически полновластным хозяином этого небольшого, сонного городка, уютно устроившегося на обоих берегах реки, от которой он и получил свое название. Еще два года назад никто и слыхом не слыхивал о Ейщарове, но на сегодняшний день, насколько было известно Эше, Ейщаров являлся владельцем большей части шайских предприятий, прибрав себе даже самые крупные 'Шаятрейд', поставлявшее лесоматериалы, и 'Шаястройкерамику', из производимых которой кирпичей была построена значительная доля шайских домов. И самое интересное было в том, что все это произошло не только быстро, но и удивительно гладко и тихо. Как будто лежал себе городок Шая, завернутый в бумажку, и проходивший мимо Ейщаров поднял его и сказал: 'Пожалуй, заберу-ка я его себе'. И все прочие только головами закивали: 'Да бога ради, не вопрос, берите, конечно'. Никаких скандалов, судебных тяжб, реальных или искусственных всплесков общественного негодования или повышенного интереса, комиссий и столичных проверок под девизом 'а откуда это у вас столько денег?', наконец, примитивных разборок - ничего этого не было. Ейщаров просто появился и был до сегодняшнего дня, и о нем, как и два года назад, по-прежнему практически ничего не знали. Он никогда не выступал на местном телевидении, редко появлялся в общественных местах, всего лишь несколько раз давал интервью шайским газетам, в которых всегда с изумительной ловкостью переводил тему с собственной личности на городские проблемы и преобразования, и в то же время никто бы не назвал Ейщарова человеком, который скрывается от взглядов общества. Он не отказывался, не прятался - он просто каким-то образом умел не вызывать к себе интерес. Многие видели его, но никто с полной уверенностью не мог в точности описать его внешность и назвать возраст, и все рассказы всегда разнились, сходясь только в одном - Ейщаров человек в общении простой и необычайно обаятельный. Он жил не в неприступном алькасаре, а в трехэтажном особняке на левом берегу Шаи, по современным меркам довольно скромном, ездил на 'рэйнджровере', в то время как у некоторых шайцев были машины и побогаче, а телохранитель у него был всего один - он же и шофер, который, по слухам, являлся его дальним родственником. Семьи у него не было, и если Ейщаров и содержал армию любовниц, то об этом никто не знал и никто не мог с убежденностью сказать о какой-нибудь из шаянок, что она является или хотя бы одноночно была ейщаровской пассией. Поговаривали, что он голубой, но Эша считала это чушью - по ее мнению, Ейщаров просто старательно держал свою личную жизнь при себе. Это, конечно, отдавало таинственностью, но не являлось преступлением. Ейщаров жил, зарабатывал, давал остальным делать и то, и другое, и его быстро перестали преследовать вниманием - напротив, шайцы боялись, как бы он не переместил свои интересы и капиталы в другой город - в тот же близлежащий Аркудинск, который был много крупнее и богаче и несравненно более выгодно расположен, в то время как Шая разместилась в сторонке от основных трасс, а с востока ее отрезал невысокий Кметский хребет. Их боязнь была вполне понятна - Ейщаров вкладывал в Шаю немалые средства, заботясь о ней со старательностью реставратора, приводящего в порядок ценный экспонат, долгое время проведший в плохих руках, и за это время город расцвел и похорошел. Эша, вернувшись, не узнала родную Шаю, отделанную краснокирпичными изящно- игрушечными растущими новостройками и обширными парками. Реставрировались старые здания, ремонтировались дороги, менялись коммунальные системы, ремонтно-эксплуатационные предприятия, получив жестко контролируемое финансирование и такой же жесткий надзор, занялись своими непосредственными обязанностями, что для шайцев, привыкших, что электрики и сварщики порой приходят тогда, когда вызвавший их уже умер от старости, и вовсе оказалось сбывшейся сказкой. С главного городского стадиона на законченную площадку переселили шумный Павловский рынок, и на стадионе начался капремонт. Планировалось возрождение шайского электромеханического завода, давно ставшего вместилищем десятков магазинчиков, все вокруг чинилось и строилось, и все вдруг оказались как-то заняты. Вот уже много лет после перестройки никто не назвал бы Шаю перспективным и благополучным городом, но при нынешних обстоятельствах у нее впервые появился вполне полновесный шанс таковым стать, и при всей отстраненности и завуалированности ейщаровской фигуры не было тайной, что именно он несет большую часть ответственности за эти перемены. Никто не знал, для чего Ейщарову нужна Шая, но никто не хотел, чтобы тот начал об этом задумываться. И этот человек вдруг, ни с того, ни с сего, решил поговорить с ней о природе вещей, задав вопрос сразу же после вежливого приветствия и не тратя времени на представления - Ейщаров знал, кто сидит перед ним, и полагал, что посетительнице прекрасно известно, к кому она пришла. Эша страшно нервничала, хотя держалась спокойно, - эта встреча в равной степени могла носить чисто информативный характер и стать решающей в ее жизни. Пока она была никем - и в Москве, и в Шае. Но став кем-то значительным хотя бы, для начала, в Шае, она могла добиться иной значимости с большей легкостью.
- Что вам известно о природе вещей?
Затягивать паузу было нельзя, и Эша ответила, использовав одну из самых действенных своих улыбок - причудливое, но тщательно выверенное сочетание вежливости, нахальства и невинного очарования.
- Прежде, чем ответить, Олег Георгиевич, нельзя ли мне получить уточнение - речь идет о природе вещей как таковых или о поэме Тита Лукреция Кара?
В первую секунду ей показалось, что она перестаралась, и Ейщаров сейчас вежливо сообщит ей, что аудиенция закончена, и мадемуазель может отправляться умничать в другое место. Но, черт возьми, каков вопрос, таков и ответ! Природа вещей... не ждет же он, в самом деле, что она начнет разворачивать перед ним философские концепции? К тому же, Эша никогда не была сильна в философии. Да и зачем предпринимателю философия? Между прочим, мог бы и кофе предложить - плохой знак, говорящий о совершенной незначительности посетителя и о том, что его визит не затянется.
Сидевший перед ней человек усмехнулся. Смешок получился удивительно мальчишеским, чистым и искренним, и такие же мальчишеские смешинки затанцевали в обращенных на Эшу ярко-синих глазах под темными бровями.
Еще только войдя в кабинет, она сразу же подумала, что глаза у Ейщарова совершенно потрясающие - никогда ей еще не доводилось видеть настолько ярких и красивых глаз, и в первый момент Эша даже решила, что он носит линзы. В целом же облик шайского 'хозяина' ее разочаровал. Она ожидала увидеть сурового представительного грузного господина с глазами-ножницами, гибкого проныру с аристократическими замашками и ледяным лицом или вовсе некую таинственную фигуру в черном плаще. Но в Ейщарове не было решительно ничего таинственного. В кабинете, обставленном роскошно, но без вычурности, ее встретил невысокий, коренастый молодой мужчина лет тридцати пяти с наголо обритой головой, одетый в светлый костюм, ловко сидевший на его крепкой фигуре. Отсутствие растительности на верхней части черепа слегка компенсировалось очень короткой аккуратной темной бородкой и тонкими усами, которые добавляли его облику серьезности и отстраненности, но вся эта серьезность куда-то улетучивалась, когда Ейщаров улыбался - и губами, и глазами - так, как это сделал сейчас, и в такие
