ЛЕГЕНДАРНОЕ
«КАБИНЕТ» ПРОФЕССОРА РЮЙША
Этот человек видел в смерти эстетическое начало, за что многие не преминули назвать его циником. Возможно, они были правы. Но для того, чтобы посвятить всю свою жизнь экспериментам с мертвой плотью, требуется не только изрядная доля циничности. Здесь нужна одержимость. Голландский анатом Фредерик Рюйш и был таким — одержимым профессором, уникальная коллекция которого стала основой первого русского музея, петербургской Кунсткамеры.
«Видел 50 телец младенческих в спиртах, от многих лет нетленны. Видел мужеское и женское, четырех лет возраста, и кровь знать, глаза целы и телеса мягки, а лежат без спиртов», — так в конце XVII века описывал диковинные экспонаты из коллекции Фредерика Рюйша неизвестный русский путешественник. «Кабинет» профессора на улице Nieuwe Zijds Achtenburgwal в Амстердаме открывался для всеобщего обозрения дважды в неделю. Каждый, кто был представлен знаменитому анатому лично, мог переступить его порог. За умеренную плату в поле зрения гостей попадали восхитительные образчики человеческих и животных «натуралий», коим отводилось целых пять комнат. Специально для размещения коллекции Рюйшу даже пришлось приобрести соседний дом. Впрочем, затраты профессора окупились быстро — чтобы попасть в его «Кабинет», посетители были готовы выложить любые деньги.
В «музеум» Фредерика Рюйша народ съезжался со всей Европы. Неискушенная и зачастую не шибко грамотная публика воспринимала собрание голландского анатома как восьмое чудо света. Действительно, посмотреть здесь было на что! Рыбы «с дивными мордочками», чучела невиданных зверей, после смерти обретших в «Кабинете» свою вторую жизнь, скелеты птиц и гадов, «гербариумы» из заморских трав, кораллы и засушенные насекомые, привезенные из разных концов света. Основную же часть коллекции составляли чудесным образом законсервированные эмбрионы, органы и части тела человека. «Они в этом спирте настолько свежи, — писал современник о рюйшевской коллекции детских головок, — что совсем как живые. Некоторые смотрят такими живыми глазами, словно ничто не нарушило их взгляда, хотя стоят уже несколько лет. У других едва не брызжет живая кровь; где отнята голова, там кожица с телом кажется только вчера отрезанной. В других склянках хранят руки и ноги, на которых еще видны вены через кожу…»
Но не стоит обвинять достопочтенного анатома в кровожадности. Милейший Фредерик Рюйш никогда не посягал на чужую жизнь. И за его собранием анатомических препаратов стоят не погубленные души младенцев, а тяжелые будни судебного врача. Именно эта работа давала ему возможность использовать — в научных целях, естественно, — беспризорные детские трупы, «обнаруженные как в воде, так и в отхожих местах». Стоит заметить, что от нежелательного потомства голландские женщины тогда избавлялись с шокирующей легкостью. Да и сами они нередко попадали на стол к профессору, став жертвой неудачного аборта. «Я вставал каждое утро в 4 часа, — писал Рюйш, — издерживал на то все свои доходы, и при всем том часто отчаивался об успехе; употребил на то не одну тысячу трупов, не только свежих, но и таких, которые уже на точение червям досталися, а через то многим подвергал я себя опасным болезням».
Кем же был Фредерик Рюйш? Не вурдалаком уж точно. Он родился 23 марта 1638 года в Гааге в семье крупного чиновника. Поступив учеником к аптекарю, Рюйш вскоре получил диплом, дающий ему право открыть собственную аптеку. Чем незамедлительно воспользовался. Но этого молодому человеку показалось мало, и он отправился в Лейденский университет изучать медицину. Там впервые и начались его опыты по препарированию анатомических материалов, в которых Рюйш достиг небывалых успехов.
Разработанный им способ препарирования современники называли рюйшевским искусством. Суть его заключалась в следующем. Анатом впрыскивал в кровеносные сосуды мертвой плоти особый окрашивающий состав. Это позволяло увидеть мельчайшие разветвления сосудистой системы в самых разных органах. О тонкости инъекций Рюйша говорит тот факт, что краской ему удалось наполнить микроскопические артерии надкостницы слуховых косточек. Такой техникой в то время не владел никто.
После того как Рюйш окончил университет и получил звание врача, его приглашают в Амстердамскую хирургическую школу в качестве демонстратора анатомии. По совместительству он преподает анатомию акушеркам. Эта работа, а также полученная в 1679 году должность судебного медика позволяют ему собирать материал для будущих коллекций. Правда, городские власти неоднократно противились выдаче трупов для научных исследований, но Рюйш их каким-то образом переубеждал. Наиболее удачные препараты анатом стал хранить дома.
Экспонаты, выставленные в одном из самых первых анатомических музеев мира — в «Кабинете» Фредерика Рюйша, — отличались не только животрепещущей убедительностью, но и «красивостью» устройства. Ради этого профессор Рюйш мог даже погрешить против истины. Так, большинство его инъецированных препаратов оказались неточны — создавая их, анатом спокойно менял расположение сосудов (для красоты, естественно), нередко нарушал связи между ними, а «лишние», непонятные ему ответвления просто выбрасывал…
Рюйш считал, что даже мертвая плоть может выглядеть приятно и естественно, а потому не забывал снабжать свои препараты дополнительными аксессуарами. К примеру, детские ручки и ножки украшались батистовыми рукавчиками и кружевными манжетами. Пробки стеклянных сосудов, где органы и части тела плавали в особом консерванте, декорировались красным бархатом или тесьмой. Венчало конструкцию навершие из раковин и кораллов.
На всяческие анатомические фантазии Рюйш был неистощим. Среди его экспонатов значились: «человеческий плод, примерно семи недель, который схвачен маленькой восточной змеей», «рука ребенка, держащая между пальцами ветку с фруктами», «трехмесячный плод мужского пола в пасти ядовитейшего животного». Из черепа скелета новорожденного, сидящего в гроте, выглядывал скелет мыши. А два скелетика близнецов трогательно хоронили третьего, причем один подносил к лицу внутренности живота, как бы вытирая слезы.
Все эти композиции, призванные напоминать пока еще здравствующим людям о бренности и хрупкости их существования, сопровождались латинскими изречениями, позаимствованными Рюйшем у древних философов или придуманными им самим. «Ни одна голова, сколь угодно сильная, не избегнет жестокой смерти», — возвещала надпись на знаменах, которые гордо несли скелетики, стоявшие перед входом. А препарат, где одетая в кружевные штанишки ножка попирала кусок пораженного сифилисом женского черепа, грозно предостерегал: «Эта публичная женщина не приобрела бы своего недуга, если бы не ее гнусное занятие, ибо каков пруд, такую рыбку в нем и поймаешь».
