медленно, затем быстрее и увереннее. Руслан молча кивал — с одобрением. И, пожалуй, с легким удивлением. Сказал всего, одну фразу:
— Вот здесь — автоматическая блокировка дверей. Не нажми потом случайно.
Она кивнула. Не нажмет.
На этом разговор закончился. Андрей тоже упорно молчал, и Наташа, чуть повернув зеркало заднего вида, временами поглядывала на его лицо: не началось ли? Но все вроде в порядке, взгляд остается осмысленным, задумчивым.
Она не пыталась втянуть его в разговор — слов минувшей ночью было сказано достаточно…
…Беседа была похожа па допрос. На очель странный допрос, при котором следователь и подследственный то и дело меняются местами. У Наташи, больше молчавшей, остались о том разговоре странные воспоминания — кусочки, отрывочки… Скорее всего, измотанная предыдущей бессонной ночью и перенаполненным событиями днем, она эпизодически отключалась, засыпала, сидя на стуле и с открытыми глазами…
…Руслан говорил тихо и яростно:
— А что бы ты мне приказал сделать?! Пустить пулю в лоб? Созвать на пресс-конференцию журналистов? А ты много задумывался о том, что за делишки творились потом на кое-каких объектах, которые тебе приходилось строить? Думаешь, мне так вот сразу все показали и рассказали? Хочешь, мол, — присоединяйся, не нравится — катись на все четыре стороны?
…Андрей вспоминал — медленно, задумчиво:
— Да нет, ничего такого у меня в роду не бывало… Предки отца с Дона, в Сибирь попали, когда расказачивать начали… Родню по матери, правда, знаю плохо. Отчего-то не принято было о них говорить… Нет, теперь не спросишь — погибли оба, и мать, и отец… Дурацкий случай — возвращались поздно вечером с Китайских огородов, есть такое местечко у нас в Канске — напоролись на стаю одичавших собак… Нет, мне подробностей не говорили, семь лет мне было, какие уж подробности… Потом тетка, сестра отца, в Красноярск забрала, потом служил, под Питером, там же женился, в ЛИСИ поступил, и что-то не разу мне в полнолуние на четвереньки встать не хотелось. И на луну завыть — тоже…
…Руслан доказывал:
— Да плевать, кем ты себя чувствуешь! Какой шпенек внутри соскочит — и вокруг будут трупы. А ты опять спросишь: где я? что со мной?
…Ростовцев не верил:
— А твой Эскулап меня — бац! — и снова в клетку? На опыты? Благодетели человечества выискались. Вот возьму да и пойду в Академию Наук — пусть разбираются, что со мной творится…
…Руслан говорил устало, тяжело:
— Времени на споры нет. И это не для красного словца. Без антидота через несколько часов тебя не станет. Появится опасный зверь. Я к тому времени хочу оказаться подальше. A ты? — неожиданно спросил он Наташу.
Она долго молчала. Потом сказала (губы дрожали):
— Я тоже. Андрюша, мне страшно…
Похоже, убедили Ростовцева не тирады Руслана, а эти ее слова.
Втянуть Андрея в разговор сейчас она не пыталась. Боялась представить, что творится у него внутри. Тут со своими бы мыслями и чувствами разобраться…
Мир, в котором она жила, не исчез и не рассыпался на куски, но вывернулся наизнанку, как перчатка. Изнанка оказалась страшной. Населенной людьми, похожими на зверей, и зверями, похожими на людей, и кто из них хуже, Наташа не знала. Она скосила глаза на Руслана. Абориген, прекрасно приспособленный к изнаночной жизни. Умеющий все необходимое для выживания здесь. Хищник. Знающий толк в маскировке и подкрадывании, способный молниеносным броском настичь жертву… И убить. То, что они оказались его союзниками в этом изнаночном мире — временное явление. Как только надобность отпадет, то… Она снова скосила глаза на Руслана. И подумала, что ни разу почти за сутки не видела, как он улыбается. Даже чуть- чуть, краешками губ… Не умеет, наверное. Не требуется для выживания. Есть ли у него семья, дети? Если и есть, то лишь как один из элементов маскировки… И не семья. Самка и детеныши.
Она думала о Руслане по одной простой причине — боялась думать о себе. И об Андрее. Поставила в мозгу железную заслонку, не позволяющую мысленно заглянуть дальше самого ближайшего будущего. Потому что боялась: БУДУЩЕГО НЕТ. Совсем. Чернота и пустота.
— Приехали, — заговорил Руслан. — Видишь грузовик слева? Остановись за ним.
Она послушно нажала на тормоз. Руслан с тревогой посмотрел на ее лицо и добавил три слова:
— Все будет хорошо.
На ударную позицию они выдвинулись на пригнанном Русланом откуда-то «Лендкрузере» весьма удачной расцветки. Серый, он идеально сливался в сером рассветном полумраке с унылыми стенами домов Петроградской стороны. Где Руслан раздобыл машину, Наташа не спрашивала. Подозревала, что не купил и не взял напрокат. Небольшое приспособление, вставленное вместо ключа зажигания, укрепляло в этом подозрении.
А «Камаз»-панелевоз, к которому припарковалась Наташа, был угнан точно. Сама слышала, как Руслан отдавал приказ об этом.
…План операции основывался исключительно на наглости. Вернее, на предположении, что такой наглости от бывшего начальника службы безопасности никто ждать не может. От Руслана могли ожидать, что он сидит сейчас в надежном тайном убежище, опасаясь высунуться. Или — стремительно увеличивает число километров между собой и Конторой. Что спустя тридцать шесть часов он вернется, чтобы взять штурмом один из филиалов Лаборатории, — едва ли кто-нибудь мог помыслить. Тем более что изберет тот же способ, которым недавно воспользовался для прорыва при уходе — таран ворот. На этот раз снаружи. Систему охраны за полуторасуточный срок поменять не могли — такое дело суеты не терпит. Кто и чем их встретит, Руслан знал хорошо. И понимал, что никакой эффект неожиданности не поможет выполнить задуманное, если… Если не пустить в ход попавшее в руки оружие. Ликантропа. Ростовцева. И последнюю капсулу Доктора… Двое оставшихся бойцов помочь ничем не могли — и их Руслан использовал лишь для выполнения вспомогательных заданий. К тому же он не знал, как бойцы отнесутся к приказу о штурме Лаборатории — и подозревал, что без восторга…
— Ладно. Пора, — сказал он. — Все помнишь, Наташа? Ровно через шесть минут после тарана ты должна остановиться напротив ворот. А еще через тридцать секунд уехать. В любом случае уехать. Выйдем мы или нет.
«Зачем?» — подумала она вяло.
Руслан помолчал, достал из кармана конверт, протянул ей.
— Возьми. Здесь билет до Белгорода. Если что — на вокзал не ходи, доедешь электричкой до Малой Вишеры, и лишь там сядешь в поезд. В Белгороде… — Он помолчал и закончил как-то скомкано: — Адрес внутри, отдашь записку, помогут спрятаться, отсидеться… Всё. Пошли, Андрей.
И они пошли. К панелевозу. Она осталась.
Двигатель урчал, прогреваясь.
— И все-таки, что я должен сделать? Как начать? — в десятый раз спросил Ростовцев.
— Не знаю! — в десятый раз ответил Руслан. — Надо понимать, спусковым крючком сработает адреналин в крови или что-то вроде этого, я не химик. Стресс, короче. Может сработает, когда врежемся в ворота… Может, от направленного на тебя ствола…
А может и не сработает, прибавил он про себя. Не успеет сработать.
Ростовцев думал о том же самом.
— А если не сработает?
— Тогда тебя убьют. В лучшем случае. Потом меня — тоже в лучшем. Потом Наташу… Потом еще многих. Так что давай считать, что сработает.
— И что я смогу сделать? Сознание ведь напрочь отключается…
— Ну уж, напрочь… Просто не вспомнишь потом ничего. А какая-то осознанная программа остается. Ты повспоминай, повспоминай, что они тут с тобой вытворяли… И порезвись внутри на полную катушку. Детали не так уж важны. Главное, чтобы я прорвался к хранилищу и утащил столько антидота, сколько смогу унести. Чтобы нам хватило на несколько месяцев… Ладно. Что с рукой?
