сообщили о сильном землетрясении в южной части Чили, примерно в шестистах километрах от Сантьяго. Парни решили послать домой телеграмму, что они живы и здоровы, но не хотели делать это в присутствии спутницы. Наконец Эуд изловчился забежать на почту и дать телеграмму на частный адрес: с ними все в порядке, но самолеты не летают и придется подождать в Чили с неделю. Телеграмму он подписал псевдонимом, который знали только в оперативной группе.
По дороге из Вальпараисо в столицу Эуд заглянул в газету, которую читал некий господин, и увидел имя Эйхмана, напечатанное гигантскими буквами через всю полосу. На остановке Эуд сошел и купил все газеты, какие только были в киоске. Вернувшись в автобус, он громко спросил:
– Что это за Эйхман такой?
Их спутница ответила:
– Пишут, что его схватили.
– Но кто он?
Она начала объяснять, какую роль играл Эйхман в нацистской Германии, и добавила:
– Бен-Гурион известил кнессет, что Эйхмана обнаружила израильская служба безопасности, и сейчас он находится под арестом в Израиле. Может быть, вы поймали его? – улыбнулась она.
– Эх, если бы! – вздохнул Эуд.
Было удивительно, что сообщение опубликовано в тот час, когда парни еще находились в Южной Америке. Решили поскорее улететь, и с помощью своей знакомой раздобыли два билета на самолет в Монтевидео и один в Рио-де-Жанейро. Договорились, что Эуд и Эли полетят вместе, а Габи – один.
Самолет с Эудом и Эли стоял в Буэнос-Айресе около сорока пяти минут на заправке, и наши сотрудники изо всех сил старались не привлекать к себе внимания, ведь Эуд провел здесь, в аэропорту, долгие часы и мог нарваться на знакомого. Но все шло благополучно. Во время полета Эуд и Эли обсуждали на иврите сообщения газет. Вдруг Эуд заметил чемодан, принадлежавший пассажиру, сидевшему по соседству. На чемодане была наклейка с именем: М. Зореа. Стало ясно, что с ними летит генерал Зореа, но он то ли не слышал их беседу, то ли сделал вид, что не слышит.
Генерал встретил по дороге еще двоих оперативников из нашей группы: в Сан-Пауло, садясь в лайнер курсом на Европу, Дина и Шалом заметили генерала, прибывшего из Монтевидео. Они не удержались и нашли удобный момент поговорить.
– Вашу страну сейчас упоминают во всех газетах! – сказал Шалом.
– Что вы имеете в виду?
– Я прочитал известие об Эйхмане.
– Ах, это! – ответил Зореа и принялся объяснять Дине и Шалому, какую роль сыграл Эйхман в истреблении евреев в Европе.
– Я была в Европе во время войны и видела зверства нацистов, – заметила Дина.
– Тогда вы понимаете, кем был Эйхман.
– Между прочим, в одной из газет пишут, что Эйхмана доставили в Европу в том самолете, который привозил в Аргентину официальную делегацию.
– Не может быть, чтобы я не знал о похищении Эйхмана. Не все, о чем пишут в газетах, правда. Дайте мне ваш адрес. Я попытаюсь выяснить, как это было на самом деле, и сообщу вам.
На этом беседа закончилась, пассажиров пригласили занимать места.
37. Предостережение убийцам
В тот день, когда Эйхмана доставили в Израиль, два старших офицера управления полиции – начальник следственного отдела Матитьягу Села и Шмуэль Рот, исполнявший обязанности начальника уголовного отдела, – получили приказ явиться к генеральному инспектору. Шеф был взволнован и сообщил им, что Эйхмана поймали и доставили в Израиль. Теперь начали волноваться и подчиненные, Посовещавшись, трое полицейских офицеров обговорили порядок составления ордера на арест преступника.
Шмуэлю Роту не надо было объяснять значение свершившегося. На другой день инспекторы вместе с судьей Ядидом Алеви приехали к месту заключения Эйхмана, и Рот был поражен, до какой степени преступник невзрачен: как и многие другие, он представлял себе Эйхмана совсем не таким.
Рот перевел на немецкий язык вопрос судьи – кто таков задержанный.
Немец без колебаний ответил:
– Я Адольф Эйхман.
Судья подписал ордер на арест.
Полиция была заинтересована в том, чтобы Эйхмана опознал хотя бы еще один очевидец, тем более, что мы не располагали отпечатками его пальцев. Полиция попросила Бено Коэна срочно приехать.
Бено поехал вместе с Эфраимом Гофштетером, которого к тому времени назначили главой отдела 06, специально созданного для сбора материалов по делу Эйхмана. Бено рассказал Гофштетеру, что видел эсэсовца в Берлине до второй мировой войны, когда тот появился на собрании активистов сионистского движения. Гофштетер попросил Бено поговорить с немцем о том собрании и умышленно путать имена людей, чтобы Эйхман мог его поправить.
Когда Бено и Эфраим вошли в камеру, Эйхман побелел как полотно, видимо, решив, что сейчас его выведут на казнь. Гофштетер спросил Бено на иврите, знаком ли ему арестованный. Бено ответил, что не может его опознать. Тогда Эфраим спросил Эйхмана, знаком ли ему этот господин, и указал на Бено. Эйхман пожаловался, что отобрали его очки.
– Это господин Бено Коэн, – сказал Гофштетер.
– Имя мне ничего не говорит.
