сам.
Хенрик сел на ящик и свернул папиросу. «Надо надеяться, что в нем не динамит», – лениво подумал он и закурил. Послышались шаги. Кто-то подымался по каменной лестнице. Хенрик встал. Между ящиками показался маленький седой человек с вещевым мешком в руке. Хенрик кивнул ему. Тот остановился.
– Вы здесь кого-нибудь знаете? – спросил Хенрик, подходя к нему.
– Кое-кого.
– Мне нужен уполномоченный.
Человек в нерешительности потер нос. Нос у него был плоский, на конце раздвоенный и сильно поросший волосами.
– Зачем? – буркнул незнакомец.
– Раздобыть деньжат. Человек некоторое время молчал.
– Вы из лагеря? – спросил он.
– Да, заметно?
– Есть что-то в глазах. Что вы хотите делать?
– Работать в лесу.
– Это ваша профессия?
– Научусь.
– А что вы умеете делать?
– Я окончил педагогический институт.
– Пойдемте со мной.
– Но я никого не намерен учить, – проворчал Хенрик, следуя за человеком. – Скажите вашему уполномоченному, что учитель из меня не получится.
Они очутились в небольшой солнечной комнате. Человек молча сел за миниатюрный столик и склонил голову. Казалось, что он погрузился в сон. Хенрик спросил:
– Вы?..
Тот кивнул головой.
– Учителем я не буду, – повторил Хенрик.
– Почему?
– Не могу. Не сумею. Дети, родители, нет, нет, только не это.
– Вы и не будете учить. Надо создавать школы. С самого начала. Дети…
– Знаю, – прервал его Хенрик, – пусть их учат уму-разуму, но только без меня.
– Ну так что?
– Лесничество.
Уполномоченный взял со стола листок бумаги.
– Как ваша фамилия?
– Коних. Хенрик Коних. Уполномоченный записал.
– Наведуйтесь через неделю.
– Через неделю я буду искать счастья в другом месте. Вы не могли бы мне выписать какие-нибудь брюки?
– Не можете изловчиться сами?
– Неохота.
– Я одеждой не распоряжаюсь. – Уполномоченный смерил Хенрика взглядом: – Мои вам будут малы.
– Черт побери, ведь я ничего такого не прошу! Мне нужны брюки и работа в лесу, и это все.
– Все, – повторил уполномоченный. – Вы слишком требовательны.
Хенрик молчал.
– Надо брать что подвернется. А вы ни в какую. Или то, что подвернется, или ничего. Вы мне не поможете с организацией школ?
– Нет.
– А чувство долга? – спросил уполномоченный. И даже не улыбнулся.
– Не испытываю.
Некоторое время оба молчали. «Прекрасное рококо», – подумал Хенрик, глядя на мебель. Солнечные лучи, преломленные люстрой, лежали на ней, как нити паутины. Никто не мог его избить, никто не мог приказать, чтобы он кого-нибудь избил, этот человек ничем не мог ему угрожать; свобода, свобода, и все- таки было грустно и обидно. «Мы опять будем волноваться из-за всякой чепухи». Он сказал:
