– Мне кажется, вы охотно бы этот листок разорвали. Не стесняйтесь.
За дверью послышались голоса, потом раздался стук.
– Подождите! – крикнул уполномоченный. Повернулся к Хенрику: – Ну?
– До свидания! – Хенрик приложил два пальца ко лбу.
– Войдите! – крикнул уполномоченный.
Хенрик повернулся и пошел к двери. Пропустил нескольких рослых мужчин, потом на секунду замешкался. Сквозь их ворчливые голоса он расслышал треск разрываемой бумаги. «Поеду в другое воеводство», – подумал он.
Хенрик устал и проголодался. В заставленном ящиками зале он остановился и пересчитал деньги. На несколько дней хватит. Мрачный тип в зеркале спрятал деньги в карман. На нем были помятые старые брюки. «Привет, братишка! – улыбнулся он сам себе. – У нас нет ничего, но у нас есть свобода. Мы максималисты. Может быть, и так. Самое время предъявлять высшие требования. Человечество! Никто не знает, что это такое, но я знаю, чего я хочу от себя. Да, знаю!» Он приблизился к зеркалу. Уполномоченный сказал, что в его глазах что-то осталось, но что? Человек в зеркале был похож на субъекта, который ищет что-нибудь выпить. Напои жаждущего! Вон как размечтался. Улыбнись, братишка. Субъект в зеркале растянул губы, в уголках рта образовались вертикальные борозды. Улыбка получилась слабая, но вполне симпатичная.
Послышался звук шагов. Хенрик быстро обернулся, словно пойманный на месте преступления. Между ящиками протискивался огромный детина с сытой физиономией. Видимо, любитель поесть, выпить и поспать.
– Ты! – крикнул верзила, приближаясь. – Не беги! Это ты из лагеря?
«У него тоже брюки на ладан дышат, – подумал Хенрик. – Зато пиджак!»
– Откуда это у тебя? – спросил он.
Верзила рассмеялся. В его сытой физиономии образовалась дыра, все передние зубы отсутствовали.
– Котелок варит, – ответил он. – Ну как живется, лучше, чем в лагере, да? Дожили, куриная морда. – И недоверчиво: – Это ты был у уполномоченного?
– Я.
– Отлично. Ты из какого концлагеря?
– Я из Бухенвальда, – ответил Хенрик.
– А я из Освенцима.
– Поздравляю.
– С чем?
– Ни с чем. Ты успел поправиться.
– Уже два месяца, – рассмеялся парень. – Когда вернулся?
– Неделю назад. Или немного больше.
– Может, лучше было остаться там?
– Не уверен.
– Семья? – догадался парень.
– И это, – ответил Хенрик. – Но их нет.
– Я, как пришел, сразу женился, – рассказывал освенцимец. – Дом – полная чаша. Никого не нашел, говоришь?
«Какого лешего ему надо?» Хенрик ответил равнодушным голосом:
– Вместо дома груда щебня. Попробовал разобрать, порвал брюки. Одному ничего не сделать. Да и зачем? Пусть себе лежит.
– Смывайся во Францию.
– Зачем?
– Насладишься жизнью. Разве ты не заслужил? Что тебя здесь держит?
– В общем-то ничего.
– А что будешь делать? – спросил освенцимец.
– Не знаю.
– Подыскиваешь работу?
– Нет.
– Что умеешь?
– Я мог бы работать учителем, но не хочу. Из-за этого мы и схлестнулись с уполномоченным.
– Ты прав! С детьми, за нищенскую плату – это не для нас. Мы должны пожить, черт побери!
«Еще один максималист», – подумал Хенрик.
– Не бойся, со мной не пропадешь, – заверил мордастый. – Бухенвальд не Бухенвальд, одним словом,
