речь, обрушившись с праведным гневом на почтенного мистера Пила из палаты общин, который осмелился предложить парламенту вмешаться в вопросы труда, промышленности и тем самым нарушить естественный ход развития общества.
— Напыщенный стиль, кажется, именно так вы, англичане, называете подобное, — прошептала Жанетт, прикрывшись веером.
Амбер кивнула, и в это время у входа на галерею случилось легкое оживление. Какая-то дама, вероятно лет тридцати, заняла место в переднем ряду, прямо под ними. Ее сопровождал немолодой джентльмен. Блондинка была одета в полутраурный наряд из шелка цвета лаванды, который выгодно оттенял ее утонченный цвет лица. Вдова и ее отец, догадалась Амбер, вновь обращая свое внимание на первый этаж. Выступавший завершил свою речь и вернулся на место.
Когда Роб поднялся и прошел к центру зала, председательствующий объявил:
— Палата предоставляет слово почтенному графу Баррингтону.
Амбер следила за каждым его шагом, и когда он тихим голосом начал свое выступление, напряженно прислушалась.
— Милорды, вы только что стали свидетелями нападок — не просто на человека, а на саму идею, — которые сводятся к тому, что защита английских детей от жестокого, почти рабского угнетения является абсурдной и странной. Позвольте мне описать то, что является действительно абсурдным и абсолютно порочным. — По мере выступления голос Роберта звучал все сильнее и эмоциональнее. — Маленьких мальчиков, всего лишь пяти лет от роду, отправляют в черные недра земли добывать уголь. И вот эти дети от рассвета и до заката машут тяжеленными кирками и таскают вагонетки с углем, и даже когда само солнце, утомившись, отправляется на покой, мальчики продолжают работать почти без отдыха и сна. Маленькие девочки, того же нежного возраста, проживают свои короткие жизни в огромных грязных фабричных бараках, обслуживая опасное оборудование, часто по шестнадцать часов в день, пока не падают без сознания от истощения и голода. Я собственными глазами наблюдал на улицах Лондона, к чему приводит подобная порочная практика — совсем маленькие детишки, кто без руки, кто без ноги, оторванных этими новыми механическими ткацкими станками, выпрашивают милостыню у прохожих. Те, кому повезло еще меньше, хотя с этим можно было бы и поспорить, умирают, когда, смертельно уставшие, они просто падают в железные лапы механических чудовищ, которые тут же перемалывают их заживо. Перемалывают, словно фарш для сосисок. Кто из вас не пользовался услугами трубочиста, который вместе с подмастерьями приходит в ваш дом, чтобы прочистить дымоходы? А знаете ли вы, что этих маленьких детей голодающие родители, как правило, продают трубочисту за несколько шиллингов? Точно так же, как африканцы становятся рабами в Новом Свете, эти дети попадают в рабство прямо здесь, в нашей старой доброй Англии! И это наши английские рабовладельцы загоняют своих подручных в покрытые сажей узкие пространства дымоходов, хлеща по голым пяткам мальчишек своими жесткими щетками.
Слушатели по-разному реагировали на речь Баррингтона — одни содрогались от омерзения, другие морщились от отвращения или многозначительно и пренебрежительно фыркали. Амбер подалась вперед, покоренная его обаянием и мощью его голоса. Глубокий, но мелодичный голос Роберта заполнял зал, гипнотизируя даже тех, кто был раздражен излишне подробным живописанием различных жестокостей.
Жанетт обратила внимание на привлекательную вдову, сидящую перед ними. Хотя это и шло вразрез с правилами, та, как казалось, делала заметки в небольшом блокноте, который достала из своего ридикюля.
— Поклонница вроде тебя? — спросила она у Амбер.
Амбер прищурилась и заставила себя посмотреть на даму, которая находилась к ней ближе, чем к Жанетт. Когда она прочитала написанное, ее губы презрительно изогнулись.
— Думаю, что нет, — прошептала она и перевела взгляд на зал, где граф уже заканчивал свое выступление.
Как только он закончил, блондинка и ее сопровождающий поднялись и вышли из галереи.
— Ты рассердилась. Думаю, тебя разозлили не только те ужасные злодеяния, которые так волнующе описал граф, но и женщина. Почему? — спросила Жанетт.
Амбер ответила, но взгляд ее оставался прикованным к Роберту Сент-Джону.
— Эта пустышка составляла меню. И перестань называть его моим графом.
Жанетт пристально взглянула на подругу и, секунду помедлив, сказала:
— Ты меня удивляешь.
Амбер резко отвернулась:
— Полагаю, нам пора уходить. Все, что мы услышим в дебатах, действительно будет напыщенной болтовней.
Они спустились по лестнице вслед за пожилым мужчиной и молодой женщиной. В ожидании экипажа Амбер и Жанетт обсуждали речь графа.
— Он говорил сильно и убедительно, — сказала Амбер.
— О да, с этим нельзя не согласиться. Этот джентльмен просто magnifique[3]!
Услышав реплики Жанетт, сопровождающий блондинку джентльмен пробормотал якобы себе под нос, но так, чтобы подруги могли его услышать:
— Повсюду эти проклятые французишки. Мы избавили их от тирана. Почему же они не отправляются домой?
Блондинка резко обернулась к мужчине.
— Отец, прошу вас, замолчите, — сказала она и потянула спутника к экипажу, дверцу которого уже распахнул лакей.
— Как отвратительно и грубо, — сказала Амбер, достаточно громко, чтобы старый ворчун мог ее услышать.
Жанетт лишь рассмеялась и похлопала Амбер по руке.
— Если бы у меня был дом, куда я могла бы отправиться, возможно, я бы сделала одолжение английскому джентльмену.
Амбер, заметив печаль в глазах подруги, шутливо запротестовала:
— Что же я буду делать, если ты оставишь меня, Жани?
— Ты могла бы поехать во Францию вместе со мной, ma cherie. Твой французский ничуть не хуже твоего великолепного английского.
В этот момент подъехал их экипаж. Когда Боксер захлопнул за дамами дверцу, Жанетт сказала:
— Если бы я смогла избавиться от своего ужасного акцента, меня перестали бы донимать подобные англофилы.
— Даже не думай об этом, — возразила Амбер. — Мужчины находят твой акцент весьма мелодичным и даже обворожительным.
— О да, в представлении каждого английского джентльмена — идеальная любовница — это французская аристократка, — сухо ответила Жанетт.
Амбер почувствовала, как ее охватила дрожь. Неужели это может сработать? Осмелится ли она? Когда они доехали до дома, Амбер, стараясь ничем не выдать себя проницательной Жанетт, сослалась на легкое недомогание и закрылась в своей спальне. Несколько часов она в раздумьях ходила по комнате из угла в угол. Она снова и снова слышала его голос, а перед ее глазами вставали жестокие сцены, которые вызвали его праведный гнев. Этот красавец в своем праведном гневе действительно походил на архангела, но не святого и бесплотного, а мужественного и благородного до самой глубины своего сердца.
Она глубоко вздохнула. А могла бы француженка благородного происхождения стать его идеальной любовницей?
Глава 3
Когда Роб во второй раз, и опять через черный ход, вошел в «Дом грез», часы пробили полночь. Как и было договорено, по пустынному коридору он прошел в комнату Леди Фантазии. Дверь была приоткрыта. Он
