Душа Айседоры пела. Достаточно было обменяться улыбкой с незнакомцем, и жизнь возродилась, все опять стало возможным. Молодой человек, очень молодой, еще может ее полюбить, захотеть ее по- настоящему! Ей показалось, что она прочла это в его взгляде. «В конце концов, — подумала она, — у любви нет возраста. Ей чужды законы, предписываемые глупцами. Мужчины могут любить друг друга, женщины тоже. Этот парень лет на тридцать моложе меня. Ну и что? Почему бы ему не полюбить меня? Кто может ему помешать? Любовь не знает пределов или запретов. Ни возрастных, ни в отношении пола влюбленных. Любовь не выбирает. В конце концов пятьдесят лет — еще не старость, к тому же я — знаменитость. Это чего-то стоит… Кстати, сейчас я могу любить, как в двадцать пять и в тридцать лет. Я не изменилась в этом отношении. Я молода. Мир прекрасен. Море… солнце… друзья… любовь… Я живу! Живу! Живу! Живу!..»
Первая неделя жизни в гостинице, оплаченная вперед, прошла, а для оплаты второй денег не хватило. Хозяйка была неумолима. Подруги прикидывали и так и этак… Казалось, никакого выхода.
Никакого? Не совсем так. Один выход у Айседоры оставался. Последний. Только вот… очень уж деликатное дело. Очень…
— О чем вы думаете? — спросила Мэри. — Если могу чем-то помочь…
— Да, только вы можете сделать это. Предупреждаю, дело очень непростое.
— Все равно скажите. Вы же знаете, что для вас я готова на все.
— Так вот. Надо разыскать Лоэнгрина и упросить его выручить нас. Если он по-прежнему любит меня, то сделает это. Он самый щедрый человек из всех, кого я знаю.
— Зингера? Попросить денег у Зингера? Да вы уже десять лет как его не видели. К тому же я слышала, что дела его идут скверно.
— Объективно говоря, Мэри, я не вижу другого решения. Его вилла находится близко, на мысе Ферра.
Отставив щепетильность, Мэри тотчас заказала такси и в одиннадцать часов утра была уже перед роскошной виллой Зингера, огражденной кованой решеткой с его монограммой. Рассчитавшись с таксистом последними франками, она прошла по длинной аллее и с бьющимся сердцем позвонила.
Дворецкий проводил ее в просторный салон-библиотеку. За деревьями парка видно море. Дверь открывается, и появляется Зингер в безупречном костюме яхтсмена: белые брюки и полосатый блейзер с гербовой нашивкой. По-прежнему красавец-мужчина, хотя и пополнел немного, а в бороде видна седина.
— Мэри! Какая приятная неожиданность! Надеюсь, вы доставите мне удовольствие, пообедав со мной.
— Нет, друг мой, спасибо, — пролепетала она. — Увы, я выполняю просьбу гораздо менее приятную, чем обед, хотя отчасти и связанную с ним.
— Не утруждайте себя объяснением, Мэри. Я понял. Знаю, почему вы здесь, и догадываюсь, как тяжело для вас это поручение. К сожалению, в нынешних обстоятельствах я вынужден отказать в просьбе, с которой вы пришли. Да и к чему? Она истратит все за несколько часов. Уже ничто не удержит Айседору в ее падении.
На следующий день, когда подруги отбирали вещи для продажи, дверь резко открылась и вошел Зингер. Айседора смотрела на него, оторопев, словно перед ней был сам Юпитер, спустившийся с Олимпа. Ни вопросов, ни объяснений.
— Я пришел пригласить вас обеих на обед, — сказал он обычным голосом.
— Правда? — спросила Айседора недоверчиво. — Какая чудная идея! Сейчас, только переоденемся, и мы в вашем распоряжении.
Четверть часа спустя они весело выходят втроем из студии. В машине Лоэнгрин оборачивается к Айседоре:
— Куда поедем?
— Почему бы не в Болье, в «Резерв»? Я очень люблю это место.
В ресторане их усаживают за лучший стол в зале «Ренессанс», с видом на море. Мэри и Зингер выбирают самые дорогие блюда, Айседора же довольствуется скромным меню на двадцать пять франков. Она всегда отличалась подобной манерой: заказывать самые дешевые блюда, когда ее приглашает миллиардер, и самые дорогие, когда обедает с полунищими художниками.
— Если я закажу коктейль, вы не назовете меня алкоголичкой?
Айседора не могла проглотить ни куска, не выпив перед этим один или два коктейля.
— Нет, конечно, — ответил Зингер, — кстати, я хочу заказать коктейли для всех.
— Только не для Мэри, а то она станет чересчур болтливой. Тем более что она влюблена.
— Ах, так? — изумился Зингер.
— Ну да. Представьте себе, сейчас она влюблена в молодого француза, он без ума от нее.
Мэри в изумлении смотрит на нее. Не успела она открыть рот, чтобы опровергнуть слова подруги, как получила сильный толчок ногой под столом.
Обед продолжается в веселой и беззаботной атмосфере. Им надо столько рассказать друг другу! И знают они друг друга достаточно, чтобы болтать откровенно и доверительно. Воспоминаний в избытке. Откровенность без ложной стыдливости. Как говорится, сердце на ладони. Каждый рассказывает о своих планах, удачах и поражениях.
Внимательно посмотрев на Зингера, Айседора спросила:
— Знаете, о ком я думала в ту минуту, когда вы вошли сегодня в студию?
— Не знаю…
— О моем отце. Я его тоже не ждала. Он пришел однажды к нам в Сан-Франциско. Мне было восемь лет. Взял меня за руку и повел есть мороженое.
Она улыбнулась, и беседа продолжалась на самые разные темы.
Перед тем как уйти из ресторана, Мэри, воспользовавшись коротким отсутствием Зингера, шепотом спросила Айседору:
— Какого черта вы придумали эту любовную историю с каким-то французом?
— Тсс! Так надо для создания обстановки. Не хочу, чтобы он принял нас за несчастных старух, у которых даже любовников нет.
Зингер отвез их обратно в студию. Расставаясь с Айседорой, он пообещал оплатить все ее расходы.
— Ни о чем не беспокойтесь, — добавил он. — Беру все на себя. Советую также нанять пианиста, чтобы подготовить предстоящее представление. Это, как вы знаете, меня особенно интересует. Отныне, Дора, я здесь. Никогда не забывайте обо мне.
— Когда увидимся?
— Погодите… сегодня понедельник… Завтра я буду очень занят… А вот послезавтра, в среду, 14 сентября, я заеду за вами в четыре часа.
— Ну что он за чудо! — воскликнула Айседора, как только они вернулись к себе. — Никогда не видела столько щедрости и очарования в одном человеке. Он самый соблазнительный мужчина, какого я встречала.
— Наконец вы это признали, Дора! Эх, если бы вы с ним не расставались, ваше положение сейчас было бы совсем иным. Ведь он вас любил. И любит до сих пор, вот уже двадцать лет. И доказывает это! Как подумаю, что он вам предлагал и от чего вы отказались: роскошная жизнь, спокойствие, любовь, жизнь в семье! И все это отвергнуто ради авантюрных планов!
— Нет, вы поистине неисправимая мещанка, Мэри. Но в одном вы правы. Лоэнгрин — чудо, а не человек, и я люблю его. И думаю даже, что он единственный мужчина, кого я действительно когда-нибудь любила.
— Вы так говорили обо всех своих любовниках.
— Это верно. И если бы вы попросили меня сделать выбор, я бы не смогла. Мне кажется, что я любила каждого из них предельно страстно. Если представить себе Тэда, Лоэнгрина, Архангела и Сергея стоящими передо мной, я бы не знала, кого выбрать. Я любила их всех и люблю до сих пор. Может быть, во мне уживаются несколько женщин? Не знаю. В одном я уверена: многие женщины так же устроены, но не
