признаются в этом даже себе и предпочитают всю жизнь обманываться, а я не захотела. Я никогда себе не лгала, Мэри. Этим я горжусь, и в этом моя драма.
На следующий день, во вторник, около семи часов вечера Айседора отдыхала в своей спальне. Во входную дверь негромко постучали. Мэри открыла и увидела очень красивого молодого человека. Она его тотчас узнала. Это Бугатти; он нерешителен и явно стесняется:
— Извините, мадам, я в рабочей одежде, не успел переодеться. Ваш адрес мне дала матушка Тету. Она сказала, что вы хотите купить «бугатти».
— Это не я, я не мадам Дункан. Она сейчас отдыхает. Оставьте вашу визитную карточку, я ей передам.
Через десять минут она будит Айседору, потому что их ждут на ужин у друзей в семь тридцать.
— Айседора, пока вы спали, заходил Бутатти и оставил карточку.
— Не верю. Это глупый розыгрыш, Мэри! Если это правда, надо было меня разбудить. Нельзя было его отпускать, пока я спала.
— Но я его отпустила, Дора.
— Никогда этого вам не прощу!.. Никогда! Боже мой, неужели вы не понимаете, как важно мне увидеться с ним? Вопрос жизни и смерти. Не спрашивайте почему, я и сама как следует не знаю.
— Вот его карточка.
— Ах, Мэри! Что вы наделали! Надо же, он был здесь, и вы его отпустили. Надо его обязательно разыскать. Обязательно. Он мне ужасно нужен. Завтра же с утра пойдем его искать.
— Честно говоря, Айседора, по-моему, вы с ума сходите. Что общего между этим шофером и вами?
— Повторяю, он не шофер. Он посланник богов!
На следующий день, в среду, 14 сентября, они отправляются на поиски гаража «Гельвеция». Найдя его, Айседора просит позвать юношу, который заезжал вчера вечером. Ей отвечают, что он выехал и будет на месте во второй половине дня.
— Дело в том, что я хотела бы… купить «бутатти». Не можете ли вы передать, чтобы он заехал ко мне в пять часов.
Они сделали кое-какие покупки, выпили аперитив на Английской набережной, пообедали в бистро в порту. Потом Айседора зашла к своему парикмахеру. В половине четвертого, когда она вышла от него, Мэри не смогла удержаться от восклицания:
— Айседора, никогда вы не были так прекрасны!
— Видите, как может преобразить меня надежда? И не забывайте, что у меня сегодня два свидания — со старым красавцем и с молодым Богом!
Вернувшись в студию, она наводит порядок, закрывает окна, задергивает занавеси. В четыре Зингера еще нет. Проходит полчаса, три четверти часа, а его все еще нет.
— Что его задерживает? — нервничает Айседора. Закуривает сигарету, наливает себе коньяку.
Около пяти раздается робкий стук в дверь. Мэри идет открывать.
— Это ваш Бутатти. Я возвращаюсь в гостиницу. Пока! Айседора вводит посетителя. Он полужив- полумертв от застенчивости. Мамаша Тету сказала ему, что мадам Дункан — знаменитая артистка, всемирно известная. Он не смеет на нее взглянуть.
— Что будете пить: виски? коньяк? джин? — спрашивает Айседора.
— Э-э-э… если есть, чуточку мартини… но не беспокойтесь, пожалуйста.
Она наливает ему мартини.
— Сигарету?
— Не курю, спасибо.
Она приглашает его присесть на подушки, горой сваленные на полу, сама наполовину возлежит рядом, задает вопросы: автомобили, механика, «бугатти», другие модели.
— С точки зрения спорта «бутатти» — лучшие!
— А та модель, которая меня интересует? Та, на которой вы уехали в тот вечер?
— Это новейшая модель. Модель тридцать седьмая, спортивная модификация тридцать пятой, настоящая четырехцилиндровая. Машина великолепная, вот увидите.
— Скорость большая? Хочу, чтобы дух захватывало от быстрой езды.
— О, ну тогда!.. Можно разогнать машину до ста тридцати… ста пятидесяти. Конечно, при такой скорости мотор ревет, а в ушах ветер свистит. Особенно если снять ветровое стекло.
— Вот и хорошо. Обожаю, когда ветер бьет в лицо.
— Ну, тогда вы будете довольны. Короткий смех. Неловкое молчание.
— Еще стаканчик?
— О нет! Спасибо, мадам. Я пойду…
— Не торопитесь. Кстати, не говорите в каждой фразе «мадам». Зовите меня по имени.
— Хорошо, мадам.
Она тяжело встает, наливает себе еще коньяку, возвращается на прежнее место рядом с ним, кладет руку ему на колено:
— О чем мы говорили? Ах да! Об этой «бутатти» тридцать пять…
— Тридцать семь, мадам Айседора.
— Ах да, тридцать семь. Что еще можете сказать о ней?
— Должен сказать, что с точки зрения удобств это далеко не лимузин… разумеется… это — спортивная модель. Например, брызговые крылья — крохотные и, поскольку задние колеса всего лишь в пятнадцати сантиметрах от пассажира, не следует высовывать руку наружу. Нет и дверцы, надо перешагивать через бортик. Правда, в этом месте он низкий и очень изогнутый. Вам это будет нетрудно. Конечно только два места… все рассчитано на достижение максимальной скорости, понимаете?.. Места очень узкие, ковшеобразное сиденье пассажира чуть позади сиденья водителя. Приходится садиться наискосок, правая рука протянута за спиной водителя.
— Можете показать? Он в нерешительности.
— В такой вот позе? — Она кладет руку ему на плечо, потом на шею, приближает его лицо к своему…
— Поистине вы неисправимы!
Зингер, войдя, застает ее в тот момент, когда она, полулежа, прикасается губами к лицу Бутатти. Он вскакивает как ошпаренный, а она неторопливо поднимается.
— Что вы себе вообразили, Лоэнгрин? Этот юноша пришел показать Мэри автомашину, которую она хочет купить.
— После того, что она мне говорила, это меня очень удивило бы! Если бы у нее было на что покупать автомобиль, она иначе распорядилась бы своими деньгами.
— Такая уж она, что вы хотите, — отвечает Айседора со своей обезоруживающей улыбкой. — Может, хочет просто примериться.
И, повернувшись к несчастному владельцу гаража, в отчаянии пытающемуся достойно выйти из положения, говорит:
— Теперь идите, но обязательно приезжайте к нам сегодня вечером ровно в девять на машине. Не забудьте.
Зингер объяснил, что его задержали дела и он спешит, но придет завтра. Поедет с ней обедать и, как обещал, вручит чек. Сегодня не успел этим заняться.
— Мы с Мэри пойдем сегодня в десять на концерт в казино. Хотите с нами?
— Обещать не могу. Если не слишком устану, приеду. Было около семи, когда Айседора пришла в гостиницу, где ее ждала Мэри. С истерическим смехом вперемежку с рыданиями она бросилась на кровать:
— Все, Мэри! Все! Все пропало! Я потеряла их обоих. Потеряла и Бутатти, и Лоэнгрина! И в довершение всего лишилась чека! Вот так всегда со мной! Вы не находите? Немножко счастья, немножко денег… и — хоп! Все пропало. Ведь правда, удачи не могло быть? Все шло слишком хорошо.
— Успокойтесь, Дора, и скажите, что случилось.
И вот, шмыгая носом, временами не в силах удержаться от смеха, она рассказывает, как Зингер
