замечательно — с умилением вспоминать длинные жаркие летние дни твоего детства, но когда целыми днями сидишь в офисе со стеклянной крышей, окнами, которые не открываются, и отопительной системой, по какой-то мистической причине не выключающейся даже летом, начинаешь с тоской вспоминать старый добрый проливной дождь.
— Я помню дождь, — сказала она вслух. — Проклятье, так и состариться недолго.
Прошло три недели плюс-минус день, а читатели газет уже мрачно толкуют о нехватке напора в стояках и запретах на полив клумб. Что не так с этой страной, если за три недели солнечной погоды все резервуары умудрились превратиться в пыльные чаши?
Она отвернулась от окна и попыталась сосредоточиться на экране компьютера, стоявшего перед ней. Экран ответил ей пустым взглядом наркомана, нанюхавшегося клея. Она сняла телефонную трубку.
— Триш, — сказала она, — у меня что-то с компьютером.
— Компьютерщики все в Рединге, — отвечал Триш. — Вернутся после обеда.
— Великолепно, — сказала Джейн. — Можешь им передать, что я лучше попробую обойтись с помощью карточного каталога и палочки с зарубками.
«Ничего, у меня еще куча дел, которыми я могу заняться, пока они не вернутся, — утешала себя Джейн. — Смотреть в окошко, например».
Но вместо этого она полезла в свою сумочку, нашла в ней телефонную книжку и набрала номер.
— Бюро подбора персонала «Аполлон», — произнес на другом конце линии голос, похожий на леди Далек. — Могу я вам чем-нибудь помочь?
— Да, — звонко сказала Джейн. — Я ищу новую работу.
— Мы можем дать объявление, — сказал Директор Штата.
Остальные члены комитета посмотрели на него.
— Что ж, — сказал наконец Персонал, — это, конечно, мысль. И где вы предлагаете его разместить?
— Хм-м.
— Это не так-то просто, не так ли? — продолжал Персонал с видом человека, готового вколотить в землю предложение собеседника. — То есть вряд ли такое объявление можно послать в «Биржу и Рынок», правда?
— Давайте хоть раз попробуем посмотреть позитивно, — раздраженно отвечал Штат. — Вот в чем наша беда; все мы очень проницательны, когда речь заходит об отрицательных сторонах, а когда…
— Ну да, — прервал его Филиалы. — А вы делаете всю работу. Но знаете, мне кажется, что точка зрения Персонала тоже имеет право на существование.
«Точка зрения всех детей Господних имеет право на существование, — сказал сам себе Штат, — только вот некоторые из них чертовски дурацкие». Он нарисовал в записной книжке космический корабль и попытался успокоиться.
— Я все же думаю, — произнес он, сведя вместе кончики пальцев, чтобы удержаться от желания сжать кулаки, — что мы должны дать объявление. А что, почему бы и нет? В частном секторе так постоянно делают. Они не делают из недостатка кадров такой секрет, словно в этом есть что-то постыдное. Они просто берут и объявляют об этом, чтобы люди к ним обращались.
— Что ж, верно, — проговорил Персонал с энтузиазмом трупа. — Так где же мы будем искать?
Наступило молчание.
— Ну хорошо, — произнес Штат, — что предлагаете вы? Нам нужен кто-нибудь, и как можно быстрее. Вы ответственный за подбор персонала. Выскажите ваше авторитетное мнение.
— Я считаю, что этот вопрос нуждается в обдумывании.
Снова молчание, во время которого Штат заметил, что пылающие троны, на которых они восседали и которые служили знаком их высокого административного статуса, более не пылали. Они только светились помигивая и тихо гудели.
— Ну что, вы придумали? — спросил он.
— Нет, еще нет.
— Хорошо, — произнес Штат. — Думайте сколько вам надо. — Он скрестил ноги и нарочито терпеливо принялся ждать.
— А почему бы нам не прибегнуть к обычной процедуре? — раздался голос с другого конца стола.
— Потому что… — начал было Штат, но прервал себя. Временами, когда его паранойя уступала первенство и смешивалась с его angst,[1] он всерьез верил, что Финансы и Общие Направления был неким управленческим зерном, специально высеянным в этот комитет с целью обеспечить его полнейшее бездействие. Поскольку это с большой долей вероятности так и было, он неизменно выбрасывал эту мысль из головы; люди не единственные, кто не выносит слишком реальной реальности. — Потому что, — продолжал он, — обычные каналы на три фута заросли мхом, а мы все же должны что-то предпринять.
— Ну, с этим-то все согласны, — сказал Филиалы. — Здесь спорить не о чем, что-то мы должны предпринять. Но, с другой стороны, не стоит бросаться очертя голову неизвестно куда, не проработав сперва вопрос как следует. Я хочу сказать… — он сделал легкое, но выразительное движение и умолк, вновь принявшись изображать собой дверной косяк. Штат взял себя в руки, что-то при этом в себе повредив, и попытался говорить примирительным тоном.
— Ну хорошо, — произнес он, — как насчет агентства?
— Какое агентство вы имеете в виду? — спросил Персонал.
— Послушайте, — сказал Штат, — у нас здесь совещание, верно? Предполагается, что мы должны быть мыслящей машиной, из которой идеи вылетают как из пулемета. У кого-нибудь здесь есть хоть какие- нибудь идеи?
Последовало легкое замешательство; затем Персонал, в совершенстве выдержав паузу, улыбнулся и кашлянул.
— У меня есть идея, — заявил он. — У меня есть идея, что этот вопрос требует тщательного обдумывания.
— Согласен, — произнес Филиалы. — Мне кажется, это надо рассмотреть со всех сторон.
— Я все же считаю, — сказал Финансы и Общие Направления, — что мы должны следовать установленной процедуре.
Штат прикрыл глаза.
— Боже милосердный, Норман, — сказал он, обращаясь к потолку, — что за гениальная мысль! Хорошо, давайте все займемся этим, ладно? От всего сердца могу сказать, что сегодня мы значительно продвинулись вперед. Что ж, через неделю, в это же время?
Вместо того чтобы вернуться в главное здание, Штат свернул по коридору налево, быстрым шагом миновал почтовое отделение, свернул направо у архива и нажал кнопку лифта. Через две минуты он выругался в пустую шахту и полез вверх через семнадцать пролетов, отделявших его от офиса А.Д.
—
Чем выше он взбирался, тем грязнее становилась лестница. Было что-то такое в окружающей обстановке, что-то неосязаемое, но отчетливо дававшее понять, что этим путем уже давно никто не ходил, и что, возможно, для этого имелись весьма веские основания. «Может быть, — сказал себе Штат, — дело в том, что половина ступеней насквозь прогнившие».
В конце концов, отдуваясь и потея, он вскарабкался на верхний этаж здания. Здесь было темно (лампочка перегорела) и холодно, и как-то необъяснимо не по себе. Прошли годы с тех пор, как он в последний раз забирался так высоко. Можно было поручиться, что, кроме него, здесь нет ни единой живой души.
Перед ним была стеклянная дверь, покрытая таким слоем грязи, что ему пришлось протереть ее рукавом, чтобы прочесть надпись.
Однако за дверью горел свет, предполагавший наличие разумной жизни. Что, по мнению Штата, представляло собой приятное разнообразие. Прищурившись, он вгляделся в буквы на двери.
