Адриан отошел от окна и поставил свою коробку на тумбочку. Фейт помнила, что Хуан обещал доставить очередную партию изделий, но эта коробка была слишком маленькой…
— Долорес прислала рождественскую открытку, — сказала она. — Говорит, ты сфотографировал ее в красном костюме команды болельщиц, но она получилась у тебя какой-то толстой…
Адриан засмеялся:
— Долорес хочет стать социальным работником. Чтобы голодать всю жизнь. У девчонки совсем нет мозгов. Впрочем, у Белинды — тоже.
— С ней все будет в порядке, Адриан, не беспокойся. — Фейт передала ему чашку кофе. — Счастье приходит из сердца, а не из кармана.
— Много ты слишком знаешь, — проворчал он. — Открывай же коробку. Или я напрасно вез ее?
Фейт прекрасно понимала: Адриан грубит только по тому, что очень нервничает. Пристально взглянув на него, она проговорила:
— Ты всегда был болваном, Куинн. Но думаю, что и с твоим сердцем все в порядке. Твоя мать прекрасно воспитала всех своих детей, и ты — не исключение.
Фейт подошла к коробке, взяла ножницы и разрезала упаковочную ленту.
Адриан сделал глоток кофе и, прислонившись к стене, пробормотал:
— Когда сердце в порядке — это очень даже неплохо. Только хорошо бы еще иметь крышу над головой и приличный обед.
— Для этого человеку дана голова. Если ты достаточно сообразителен, ты сумеешь себя прокормить.
Фейт раскрыла коробку и вытащила из нее всего лишь один-единственный предмет, завернутый в пузырчатый целлофан. «Наверное, Хуан прислал подарок», — подумала она.
— Моя голова на месте, — пробурчал Адриан. — Именно поэтому я так говорю…
Но Фейт уже не слушала его. Развернув упаковку, она увидела великолепную вазу в форме сердца.
— «Лунный» фарфор, — прошептала Фейт, и глаза ее наполнились слезами.
Адриан пристально посмотрел на нее.
— Она твоя. Делай с ней, что пожелаешь. Если хочешь, можешь швырнуть ее в мою голову.
— О Боже… — Фейт поднесла вазу к свету. — Хуан, конечно, прекрасный мастер, но эту сделал не он. Ее сделал ты. — Она прижала вазу к груди и вдруг воскликнула: — Ты сделал и другую! Ты мой неизвестный художник!
Адриан в смущении потупился.
— Просто хотелось посмотреть, смогу ли я сделать «лунный» фарфор.
По-прежнему прижимая подарок к сердцу, Фейт пробормотала:
— Какой же ты болван, Адриан… Ведь ты же гений… — Он поднял голову, и взгляды их встретились.
— Но гениальный творец не может платить по счетам. Видишь ли, Фейт, я просто хотел показать тебе… Хотел таким образом сказать… О черт, не знаю я, что хотел сказать. Мне кажется, я не в своем уме уже долгие месяцы, годы. Только ты можешь вернуть мне разум.
Фейт поняла, что он хотел сказать. Поняла, потому что любила его. И Адриан тоже любил ее — именно это он пытался сказать.
Она мысленно улыбнулась: «Как странно, адвокат вдруг лишился своего красноречия». Впрочем, их проблемы таковы, что понадобится гораздо больше, чем просто красивые слова. И конечно же, ей. придется набраться терпения…
Поставив вазу на подоконник, она снова залюбовалась ею. Но мужчина, ждавший ее ответа, был ей дороже этого прекрасного творения. Фейт хотелось отбросить осторожность и броситься в его объятия. Однако она сдержалась и, скрестив на груди руки, пристально посмотрела на него.
Было очевидно, что Адриан ужасно волновался. При чем на сей раз он даже не пытался скрыть свое волнение.
Глядя ему в глаза, она сказала:
— Я люблю тебя, Адриан.
Он вздрогнул, видимо, боясь, что вот-вот услышит слово «но».
— Я знаю, глупо это говорить, — продолжала Фейт. — Мы никогда по-настоящему не встречались и были вместе всего несколько недель. Мне тогда казалось, что это у нас просто от отчаяния, казалось, что со временем все забудется, но… — Она на несколько секунд умолкла. — Но теперь я чувствую, что это не исчезло, чувствую, что не смогу тебя забыть и всегда буду думать о тебе.
По-прежнему стоя у стены, он проговорил:
— Я думал, что смогу выбросить тебя из головы, если сделаю эту вазу. Но что бы я ни делал — все напоминало о тебе. И в конце концов я понял, я решил… Фейт, ты сводишь меня с ума.
Фейт улыбнулась, она решила, что сейчас сообщит ему новость, от которой он и впрямь сойдет с ума.
Но тут Адриан наконец-то приблизился к ней и, заключив в объятия, крепко прижал к груди. Она тотчас же почувствовала его запах и услышала, как гулко бьется его сердце.
Склонив голову к ее уху, он прошептал:
— Я постоянно благодарю Бога за то, что мне послано такое чудо, как ты, Фейт. Теперь я понял, что Господь меня не забыл. Фейт, ты действительно чудо, и я хочу держать тебя в объятиях всю жизнь. Дай мне шанс.
Она почувствовала, что вот-вот заплачет от счастья. Адриан еще крепче прижал ее к себе.
— Но, Фейт, не знаю, как сказать… Ты даже можешь купить этот проклятый дом без меня. Мне нечего тебе предложить. Я не могу предложить тебе ничего, кроме жизни, полной проблем. Не хочу вешать на тебя такое бремя, но, черт возьми, Фейт, я люблю тебя и не могу представить, как буду жить без тебя.
По ее щекам катились слезы. Она в отчаянии пока чала головой и, высвободившись из его объятий, проговорила:
— Адриан, я не могу изменить тебя. Ты должен сам измениться. Если ты все еще считаешь, что без денег жить не сможешь, — у нас нет шансов.
Он помрачнел.
— Разумеется, я не могу не думать о деньгах. Я стараюсь заработать побольше и почти все посылаю семье. Но я не говорю им, как их тратить. Мне нравится работать с глиной, и если есть хоть какой-то шанс… — Он в отчаянии махнул рукой. — Но все, что я делаю, не имеет никакого значения. Без тебя.
Фейт внимательно посмотрела на него. Наконец, собравшись с духом, проговорила:
— Я беременна, Адриан. Знаю, ты считаешь, что люди не должны иметь детей, если не могут их обеспечить. Но я хочу этого ребенка и ни за что не откажусь от него. Я сумею позаботиться о нем и без твоих проклятых денег.
Адриан уставился на нее в изумлении. Было очевидно, что он не знает, как реагировать.
— А по тебе… не заметно, — пробормотал он наконец, почесав в затылке, и взглянул на ее живот.
Фейт пожалела, что у нее нет «полароида», — ей очень хотелось запечатлеть это мгновение.
Но она ждала его ответа. Она сказала все, что могла, и теперь Адриан должен был доказать, что он изменился.
— Я… Мы… — Он снова почесал в затылке. Потом вдруг улыбнулся и, пробормотав «слава Богу», принялся целовать ее.
Фейт обвила руками его шею и крепко прижалась к нему. Когда же он увлек ее на пол, она не протестовала. Ей даже не пришлось показывать ему, где лежал матрас. Он прекрасно нашел его сам.
Подпирая голову одной рукой, а другой поглаживая ее чуть выпуклый живот, Адриан улыбался. Эта самодовольная улыбка уже давно не сходила с его лица.
— Я думала, ты разозлишься, — сказала Фейт. Она ожидала от Адриана совсем другой реакции.
Он положил ладонь ей на живот и заявил: — Половина существа, растущего внутри тебя, — моя. И я сделаю все, что потребуется, чтобы стать частью жизни этого младенца. Если ты действительно любишь меня, ты не откажешь мне в этом. — Фейт рассмеялась:
— Самоуверенный осел. — Она принялась колотить его по плечу кулаком, пока не уложила на спину. Склонившись над ним, продолжала: — Да-да, ты упрямый болван, но я все равно люблю тебя. А этот дом я
