самоуход на танках!» Тут же приказ: выдавать норму пайка на 2 экипажа. Потом жратву девать некуда было».
«Хлеб цвета (да и вкуса) свежеуложенного асфальта. Когда и его не было, ели спиртованный или сухари из цинкового ящика. Кашу давали с мышиными «орешками». Свежее мясо – собачатина или если барана у «духов» сопрешь».
«Начало Афгана – снабжение ни к черту. Черный хлеб внутри, как клей, белый не лучше, норма маленькая. Отрада – сухари черные, в банках».
«Из арыка крабов тягали, по три ведра за полчаса. Под чарс (гашиш) улетали в момент».
«Полгода на ужин давали пюре из порошка с камбалой в томатном соусе. Консервы вздувались, так их отваривали…»
«Хорошо, когда на операциях удавалось разжиться продуктами – мука, рис, мясо, жир (пакистанский, в таких больших жестяных банках). Вот тогда и пировали».
«В изобилии была килька в томате. Вздутая. Рота вся животом маялась!»
«На посту над Алиабадом дорожку к блиндажу вымостили консервными банками с «красной рыбой». Поперек горла стояла. Ну, кто хотел, мог ковырнуть себе кильки».
«Если летом, то банку каши гречневой (рисовой) и чай зеленый с утра. До вечера хватало, мне, офицеру. С солдатом – не равнять! В девятнадцать лет кушать по-иному хочется».
«В начале с куревом было плохо. Чай курили. Потом «Охотничьи» – смерть на болоте! «Донские» – та же махра, но повкуснее. Хоть бы одна падла додумалась «Приму» на курево выдавать! Экономили? Кто-то помнит, что это были сигареты седьмого класса?!»
«Охотничьи» – смерть пограничника. «Памир» – нищий в горах».
«Донские» – самые конченые, как будто отсыревшие всегда были. Вонючие. Когда курево заканчивалось, перезабивали с чаем либо самокрутки крутили».
«Лапшу катали из муки, которую надо еще было просеять от жучков и червячков».
«У афганцев покупали мясо, зелень, капусту цветную, рис, лепешки и водку. А «экономистов», которые «ни грамма в рот, в п…зду ни сантиметра», близко не подпускали. Из-за таких и войну афганскую прое…ли. Пиво пили баночное и бренди «Нерон». Уточняю, на свои! Четыреста майорских чеков на еду хватало. В столовую не ходили – смертельно опасно. По роду службы была возможность получать продукты сухим пайком. Это самое выгодное дело».
«Рис, перловка, сливочное масло в банках, минтай в масле, сгущенка, тушенка, запаянные в полиэтилен и проспиртованные батоны, плавленый сыр, банки с сухарями, чай из верблюжьей колючки, иногда непропеченный хлеб из дивизии (пекари, суки, дрожжи тырили на бражку) – и, пожалуй, все. Жрать хотелось постоянно. Помню, как собак за милую душу ели, когда совсем невмоготу было».
«На боевых: чай в таблетках, сахар, сигареты; если на неделю, то брали тушенку – банку на двоих, сало в баночках, сухари. Каша рисовая и гречневая в банках. Сами себе паек ужимали, боеприпасы нужнее».
«Выкинут на задание на определенное время, а потом приказ продолжить разведку. Жрали траву, жидкость из нее выжимали, на выходе сознание теряли только при виде воды, а теплое поешь, рыгаешь – все с язвой».
«На блоке за Багланом – «позаботились»! Сухпай кончился, а задача – нет. Стали вертолетом еду возить, мол, жидким кормим! Такую бурду с неба спускали – не описать! В кишлаке, внизу, у таджиков лепешек попросили, арбузов. Тем и питались на горке неделю. А выше нас «духи» сидели, спускали по реке бараньи кишки».
«Свежее мясо привозили в Кундуз, в гробу его видел! То мочалка, то сало сплошное. Правильнее всего тушенка семипалатинская».
«Сахара месяцами не было. Это в Баграме, 81–83 гг., 808 обс 108 мсд. Офицеры по второму разу в столовке норовили поесть, их официантки выгоняли».
«Хлеб кушали черствый раз в неделю. Лепешки пекли на комбижире. Сразу начинала болеть печень. Гречка, рис были за счастье».
Как-то у вольняжек на дизельной натырили банок со сливочным маслом. Открыли, а там смазка прозрачная».
«Муку достали белую, высший сорт. Испекли лепешки на противне – черные! Зато у узбека нашего руки – белые! Ничего, пока горячие, есть было можно. Понятно, костер на солярке, копоть. Рецепт: мука, вода, соль, комбижир. И замешивать подольше».
«На марше холодные консервы из сухпая. В целях экономии баночку каши, полбаночки тушенки, немного галет или сухарей и полкотелка воды – суп на двоих готов».
«Условия жизни солдат были суровыми, даже в частях вокруг Кабула солдаты жили зимой в палатках по 40 человек, собираясь погреться вокруг единственной печки в центре палатки… Недостаточные санитарно- гигиенические условия, так же как и не обремененная витаминами диета советских солдат, приводили к болезням. Они все время ходили голодными. Их рацион был мал и варьировался очень редко. Фруктов и овощей в нем почти не было… Плохое питание и скука приводили многих к увлечению наркотиками или алкоголем. Гашиш было проще и легче достать, чем спирт».
Последний абзац – выдержка из книги высокопоставленного офицера пакистанской разведки. И ведь не возразишь вражине.
О БАНЕ В АФГАНЕ
Казенное банно-прачечное хозяйство в армии всегда было убогим. Спасало только свое. И сказать, что банька – «специальное помещение или учреждение, где моются и парятся», как это предлагает толковый словарь, язык не поворачивается! Гигиена, смерть накожным паразитам, прогрев – это четверть дела. Баня за час-другой восстанавливала в человеке все лучшее, что высосало из него афганское бытие. Уходили затаенный страх и нервная дрожь, усталость души и тоска. Своя баня, пусть самая скромная, – простое человеческое счастье на войне. Поэтому и помнится через десятилетия.
Строили бани из подручного материала. Часто это были упаковки из-под боеприпасов: авиационных бомб, НУРСов, снарядов. Особо ценилась «градовская» тара – доска длинная, шпунтованная. Порой стены строили из «блоков», набивая зеленые ящики сухой глиной. Внутри обшивали теми же досками, очищенными от защитной краски. Рубленую, и то издалека, довелось видеть под Кабулом, в батальоне специального назначения. Рассказывали, что привезли они баньку с собой, раскатав на бревна.
Для нагрева воды и парилки в основном использовали самодельные печи из железных бочек, стальных листов, форсунки, работающие на дизтопливе и авиационном керосине, «поларисы» – гибрид буржуйки и реактивного двигателя. Дровами топили редко. Недаром в Афганистане дрова на рынках продавали на вес!
Первая баня, в какую попал автор этих строк в Афгане, принадлежала вертолетной эскадрилье на Ми-24 в Кундузе. Топилась на авиационном керосине (РТ), держала в парилке стабильно 110 градусов, воды вдоволь. Немец, старшина, всех мыл по расписанию. Всем хватало. Веники везли из Джелалабада и Союза. Хороша была банька (черная) в минбатре 56 одшб, у капитана Максимова. Суровый пар! Моечная и парилка вместе, вроде чумазая и осклизлая, но круто! Еще летчики (техники) выстроили за полосой баню из снарядных ящиков, набитых глиной. Они в ней и жили, и парились. Потом это чудо сгорело. Большая баня была в 783 орб. Парилка просторная. Было заведено, что после рейдов – сразу в баню. Самой «высокой» была баня на Саланге, у Северного портала – 3560 метров над уровнем моря, в бассейне вода проточная, естественно, круглый год – ледяная. По количеству бань на душу населения, наверное, всех опережал Баграмский гарнизон. В одном только армейском рембате их было три. Хвалили «джелалабадское бучило», баню в Анаве – они стояли у природных источников. Говорили, что в Ташкургане, в 122-м полку, баню топили природным газом – это же какие проблемы снимались!
«По секрету» в бани проводили линии дальней связи и ЗАС. Можно было не терять управления войсками из предбанника. Устраивали биллиардные и чайные комнаты. В кабульских «хитрых» баньках парили мозги проверяющим, артистам, журналистам и афганской агентуре среднего звена.
Афганцы, особенно военные и партийные, очень любили париться в наших банях. А вот увидеть у них действующий хаммом (баню) не довелось ни в Кабуле, ни в Кундузе, ни в Мазари-Шарифе. Нередко афганские друзья шутили, что до прихода шурави они не знали, что такое водка и парилка. Конечно, знали. Но у советских можно было пить и париться голым, не опасаясь за собственное здоровье и прочее достоинство. Кстати, водку афганцы всегда приносили с собой. Не любили они халявщиков и сами этим не
