— Догадался.
— Тогда идем. Не время сейчас разговоры вести.
Зезва некоторое время пристально смотрел на чародея, затем положил меч плашмя на плечо, вздохнул.
— Пошли, чудик. Готовь свои эликсиры.
Они приближались к хижине, мягко ступая по ромашковому ковру.
— Миранда знает про нашу победу?
— Надеюсь, что нет.
— Почему ты так уверен в этом, чудик?
— Потому что я поставил щит.
— А-а-а… ну раз щит поставил, тогда конечно…
— Знаешь, о чем я, Зезва?
— Понятия не имею.
— Тихо! Двери.
Подкравшись к дверям с криво прибитой подковой, они прислушались. Из хижины не доносилось ни звука. Зезва ощупал содержимое сумки. Ваадж поднял меч. Снова голубоватое сияние.
— Хороша магия, — пробормотал Зезва. — Где б и мне такой клинок раздобыть, чтоб светился заместо факела? И в отхожем месте пригодится…
— Меняю, — прошептал Ваадж, улыбнувшись. — Сам знаешь, на что.
— Гм, посмотрим, чудик, посмотрим… Ну, врываемся или как?
— Врываемся.
— С боевым кличем для морального подавления противника или блюдя зловещее молчание?
Ваадж покачал головой, затем кивнул Зезве.
Они ворвались в логово ведьмы: Ваадж, блюдя зловещее молчание, а Зезва с боевым, подавляющим моральное состояние воплем.
В воздухе стоял тяжелый смрад. Тела Арсена и Аштарта без признаков жизни лежали возле пылающего камина. Здесь же в уродливом подобии колыбелек спали Светик и Нази, они даже не проснулись от того, что в хижину влетело двое взрослых с мечами в руках.
Над пылающим костром склонилась Миранда. Последнее, что успел заметить Зезва перед тем, как кудиан-ведьма обернулась, была длинная скамья со стеклянным куполом, под которым аккуратными стопками лежало десятка два прядей золотых как солнце волос. Зезва проглотил комок. Сияние меча Вааджа усилилось. Миранда дернула хвостом и повернулась, взмыв под потолок. Глаза ведьмы загорелись дьявольским огнём, руки затряслись от ярости, зеленая слюна стала капать из приоткрытых красных губ, между которых желтели кривые прогнившие зубы.
— Вот как, значит, — прошипела ведьма, сверля взглядом Вааджа, — архимаг пожаловал, собственной персоной. Вот кто навел иллюзию на мой шар видения, вот кто отбился от очокочей и крюковиков, вот кто…
— Довольно, Миранда, — прервал ведьму Ваадж. — Отпусти детей, а также Арсена с Аштартом.
— И вот это, — Зезва указал на пряди волос, его глаза потемнели. — Отдашь тем, кому они принадлежат.
Миранда захихикала. Зезва услышал, как засопел во сне Светик.
— Эти волосики мои, ангелочки! Я, Миранда, властвую над али, что летали к Аштарту! Он не хотел отдавать то, что принадлежит мне по праву! Он обещал детей своих, от девы али рожденных мне отдать на веки вечные. Ибо сказано в Книгах Тьмы: 'отпрыск девы али потусторонней и сына человеческого неведомую чудесную силу таит в себе'. И эту силу…
— Чтобы силу эту достать, — крикнул Ваадж, — должна кудиан-ведьма в полночь призвать Демона Кудиана, чтоб он вселился в ребенка, и тогда получишь ты силу эту чудесную! Кудиан придет в полночь, так запланировала ты, Миранда!
— Кудиан, — прошептал Зезва, облизывая пересохшие губы, — ангел ночи из Грани… Ваадж, не слишком ли мы самонадеянны, а?
— Но ты просчиталась, Миранда, — сказал Ваадж. — И духи али, волосы которых ты украла, точно так же, как Аштарт похитил прядь Златы, они служили тебе, летали стращать людей деревни Убик! Им ты приказывала убивать всех, а Светика и Нази тебе принести! Ты отдала им прядь волос златовласки, жены Аштарта, чтобы погубили али семью, в которой подневольно жила она. Только не учла ты одно обстоятельство, старуха. Обстоятельство это зовется любовью. Нет на свете чар или заклинаний против сей величайшей силы. Злата, дева али, не могла погубить мужа своего, потому что любила его, а родичи ее, али потусторонние, не причинили вреда людям, не погубили никого, лишь стращали да лошадей пугали. А ты бесилась, не понимая, почему не несут али деток, почему до сих пор живы Арсен да Аштарт. Тогда решилась ты сама за дело взяться…
— Продолжай, — прошипела ведьма, яростно вращая глазами.
— … не несли они к тебе деток малых, потому что речные али, хоть и духи потусторонние, существа из-за Грани, но знают они, что такое любовь и страдания. Страдания, на которые обрекла ты их, тех самых, что плачут от боли над крышей хижины твоей, Миранда! Ради Златы, ради детей своих родных, согласились они муки адские терпеть. Отдавай же все по-хорошему, сдавайся, и я отведу тебя в стольный град, чтобы там…
Миранда подняла руки над головой, скривилась, сцепила ладони. Синяя молния с треском ударила в Вааджа, но чародей поднял меч, и разряд ушел в землю. Кудиан-ведьма взвыла. Застыла в воздухе.
— Ничего у тебя не выйдет, старая!
Зезва услышал шорох, оглянулся. За их спинами приподнялся люк, что вел в подвал.
— Ваадж! — крикнул он.
Миранда захохотала. Стремительно спикировала к лазу, спряталась за спиной существа, вылезшего оттуда.
— Мхец, — пробормотал Ваадж, сжимая меч. — Весело становится, клянусь дубом!
Зезва похолодел, потому что чудище, за спиной которого хихикала Миранда, могло предвидеться лишь в кошмарном сне. Он только слышал о мхецах, но встретиться лицом к лицу…
Мхец. Огромное, покрытое белой шерстью тело, гигантские руки волочатся прямо по земле. На волосатом лице горят красные как кровь глазищи. Два клыка свисают чуть ли не до подбородка. Гигантский рост, почти в два раза выше человека средней комплекции. Мхец. Лесной. Тот, кого боятся собаки.
Мхец раздвинул руки, заревел страшным рыком. Зезва схватился за сумку. И тут Ваадж запел.
Чуд из дубравы, что живет на опушке,
Тот, у которого детки в норушке,
Злые людишки следят за тобой,
Деток хотят зарубить, ты не стой!
В нору свою скорей поспеши,
Шерсти родные комочки спаси!
Злой человек хочет их погубить,
Кровью родною норку залить!
Замерев на месте, мхец как завороженный слушал пение чародея. Зезва не верил своим глазам, потому что две огромные слезы медленно поползли по щекам мхеца.
— Нет! — завизжала Миранда, — Нет!!! Убей их, убей!
Мхец медленно повернулся к Миранде. Взмахнул рукой. Ударил. С диким визгом кудиан-ведьма покатилась вниз, в подвал. Мхец еще раз взглянул на Вааджа, и стремительно выбежал из хижины, лишь громко хлопнула дверь за лесным чудом.
— Зезва! — крикнул Ваадж.
Зезва по прозвищу Ныряльщик уже держал в руке округлый металлический предмет. Он смотрел, как Миранда, дико визжа, показывается из лаза.
