Сестра Тринита также имела все основания подозревать собеседника, и отвечала двусмысленно:
– Святая Клара,
Человек в маске кивнул.
– Следуй за мной.
Так она и сделала. Провожатый шел впереди. Сестра Тринита заметила под его плащом дубинку и по этому, а также по очертаниям плеч и походке узнала в нем одного из телохранителей матери Изенгарды. Хотя, конечно, это был еще не повод для спокойствия.
Шли они довольно долго, но довольно быстро. Сестра Тринита поняла, что ее ее хотят запутать, петляя и водя кругами. Она не стала обьяснять провожатому, что это – напрасный труд. Если она и не знала в лицо каждый дом в Лауде, то все улицы и переулки города, а было их около двухсот, она помнила лучше линий своей руки. Но нынешний владелец дома, к которому они подошли уже в темноте, был ей неизвестен. Ясно было только, что некогда это был патрицианский дом, однако давно уже находился в небрежении и нуждался в побелке и ремонте. Провожатый постучал, явно условным стуком, обменялся несколькими словами с невидимым сестре Трините привратником, и они вошли. Миновали неосвещенную прихожую и спутник сестры Триниты посторонился, пропуская ее к лестнице, ведущей вниз. Сам он словно бы растворился во мраке.
Сестра Тринита толкнула тяжелую дверь и ступила в помещение, ранее, вероятно, служившее погребом, а теперь служащее чем-то иным.
Бегинка меланхолически взглянула вверх.
– Вавилонский камень… – произнесла она.
– Совершенно верно, – отозвался высокий носовой голос.
Теперь она позволила себе переместить взгляд вниз. На противоположном конце комнаты был стол, на столе – некоторое предметы, а за столом сидели пять человек. Четверо мужчин и одна женщина . Женщиной была мать Изенгарда. Возраст мужчин колебался между тридцатью и сорока пятью годами. Самый молодой – с иронической улыбкой на худом востроносом лице, с коротко стриженными темно- каштановыми волосами. Его сосед, бледный, с белокурой бородкой, скущающе смотрел на бегинку из-под тяжелых век. Тот, кто ответил сестре Трините – низкорослый, полный, гладко обритый, в одежде, напоминаущей духовную и круглдой скуфейке. И здоровенный малый, чьи рыжие волосы и борода завивались кольцами.
– Сестра Тринита из квартала святого Гольмунда, – сказал младший. Это был вопрос и утверждение.
Бегинка кивнула. И проговорила:
– Ансельм Орнат. Гарен Сегирт. Присциан-астролог. И Рыжий Вальтер. Просвещенный представитель старой знати, придворный, ученый и капитан наемников. Да, еще посланница духовенства. Недостает купцов и банкиров.
– И откуда вы всех нас знаете? – лениво полюбопытствовал белокурый. – От матери Изенгарды?
– Ни в коей мере. Просто я не затворница. И не слепая. Ходишь, знаете ли, смотришь…
– Она признается, что шпионка наместника! – рявкнул рыжий.
– Но в таком случае я не выйду отсюда, верно?
– Не горячитесь, друг мой, – сказал Ансельм Орнат.
– К тому же мать Изенгарда поручилась за нее, – вставил Присциан.
– Да? – сказала сестра Тринита. – А вот я бы за себя не поручилась…
Ей было скучно. Хотелось оказаться в другом месте, скажем, дома, in angello cum libello, и оттого она вела вызывающе, что вовсе не было ей свойственно.
– Касательно отношений с наместником? – вкрадчиво спросил Гарен Сегирт.
– Касательно цели моего прихода.
Собравшиеся переглянулись.Присциан осведомился:
– А что вам известно о цели вашего прихода?
– Предположим, ничего. Но это, – она указала на стол, – свидетельствует за себя.
На столе занимали место – хрустальный шар, ярко начищенная медная лампа, прозрачная чаша с водой и толстая книга.
– И вы скептически относитесь к моим приготовлениям?
– Не к ним. Но в опытах вроде того, к которому вы собираетесь прибегшнуть, используются либо маленькие дети, либо юные девушки. Я, как все могут видеть, ни к тем, ни к другим уже не принадлежу.
– Не суть важно! – запальчиво возразил Присциан. – Действительно, ясновидение может проявиться при воздействии мага на незамутненную душу отрока или отроковицы. Но также, когда субьект от природы является обладателем определенного дара… Сегодня также подходящий день, и, хотя шесть – не очень счастливое число…
– Ну, если вы придаете такое значение нумерологии, будем считать, что нас здесь не шестеро, а дважды по трое.
Присциан кивнул, не заметив или не желая замечать иронии в ее голосе.
– Что за чушь, что за бабьи сказки! – взорвался Вальтер. – Будут здесь говорить на человеческом языке или нет?
– Ты бы лучше села, – сказала мать Изенгарда. Это были ее первые слова за вечер.
