— Вы его звали Тигром? — спросил я.
— Ага, — ответил он радостно. — Из-за рыжих полосок. Это ребята его так прозвали. Просто извелись, как он пропал.
Тут мальчуганы повалились на пол, а Оскар прыгнул к ним и, восторженно мурлыча, принялся игриво бить их лапами.
Сеп Гиббонс снова опустился на стул.
— Вот так он с ними всегда играл. Возились на полу целыми днями. Очень мы без него скучали. Такой кот хороший.
Я взглянул на обломанные ногти, царапающие кепку, на простое открытое честное лицо одного из тех йоркширских тружеников, которые внушали мне неизменную симпатию и уважение. Работники вроде него получали в те дни тридцать шиллингов в неделю, что яснее ясного подтверждали залатанная куртка, потрескавшиеся, хотя и начищенные, сапоги и одежда мальчиков, которую они явно донашивали после старших братьев.
Но все трое выглядели чистыми и умытыми; волосы мальчиков были тщательно расчесаны и приглажены. Хорошая семья, подумал я, не зная, что сказать.
За меня это сказала Хелен:
— Так что же, мистер Гиббонс! — Тон ее был неестественно бодрым. — Конечно, берите его.
Он нерешительно спросил:
— А вы-то как, миссис Хэрриот?
— Ничего… Он же ваш.
— Да ведь говорят, раз нашел, так и твои. По закону вроде бы. Мы ведь пришли не затем, чтобы его назад требовать или там…
— Да-да, конечно. Я понимаю, мистер Гиббонс. Но ведь он у вас вырос, и вы его столько времени искали. Не можем же мы его у вас отнять.
Он быстро кивнул.
— Большое вам спасибо. — Он помолчал, сосредоточенно хмурясь, потом нагнулся и подхватил Оскара на руки. — Ну, нам пора, а то опоздаем на восьмичасовой автобус.
Хелен взяла мордочку Оскара в ладони и несколько секунд смотрела на него. Потом погладила мальчиков по голове.
— Вы ведь будете о нем хорошо заботиться?
— Да, миссис, спасибо. Вы не беспокойтесь! — Они поглядели на нее и заулыбались.
— Я вас провожу, мистер Гиббонс, — сказал я.
Пока мы спускались по лестнице, я щекотал пушистую скулу, прижимавшуюся к широкому плечу, и в последний раз слушал басистое мурлыканье. В дверях я пожал Гиббонсу руку, и они пошли по улице. На углу они остановились и помахали мне. А я помахал им — мужчине, двум мальчикам и коту, который глядел на меня через плечо прежнего хозяина.
В ту пору моей жизни я взлетал по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, но на этот раз я поднимался по ней, еле волоча ноги, как старик. Горло у меня сжималось, глаза пощипывало.
Выругав себя сентиментальным дураком, я с облегчением подумал, что Хелен приняла случившееся на редкость хорошо. Ведь она выходила этого кота, горячо к нему привязалась, и, казалось бы, такой непредвиденный удар должен был страшно ее расстроить. Но нет, она вела себя в высшей степени спокойно и разумно. Конечно, с женщинами никогда не угадаешь, но все-таки легче…
Значит, и мне нужно взять себя в руки. Изобразив на лице подобие бодрой улыбки, я твердым шагом вошел в комнату.
Хелен сидела, прижав лицо к столу, одной рукой обхватив голову, другую бессильно протянув перед собой. Ее тело сотрясалось от отчаянных рыданий.
Я впервые видел ее такой и, совершенно растерявшись, забормотал какие-то утешения, но рыдания не стихали.
Я беспомощно придвинул стул к столу и начал поглаживать ее по голове. Возможно, я и нашел бы что сказать, но только на душе у меня было так же скверно.
4
Но все проходит. Ведь Оскар жив и не потерялся, убеждали мы друг друга, а просто поселился у добрых людей, которые будут хорошо о нем заботиться. Собственно говоря, он вернулся домой.
И ведь нам остался наш любимый Сэм. Правда, в первые дни утешения от него было мало: он все время тоскливо обнюхивал место, где прежде лежала подстилка Оскара, а затем опускался на коврик с унылым вздохом.
А у меня зрел план, который я собирался сообщить Хелен в надлежащую минуту. Примерно месяц спустя после этого рокового вечера мы в мой свободный день поехали в Бротон посмотреть новый фильм. После конца сеанса я поглядел на часы.
— Еще только восемь. — Сказал я. — Может быть, навестим Оскара?
Хелен удивленно на меня посмотрела:
— Ты хочешь поехать в Уидерли?
— Да. Это же всего пять миль.
Она нерешительно улыбнулась:
— Как бы хорошо! Но ты не думаешь, что им будет неприятно?
— Гиббонсам? Конечно, нет. Так поехали?
Уидерли — большая деревня, и домик Гиббонса находился в дальнем ее конце, за методистской молельней. Я открыл калитку, и мы прошли по дорожке к двери.
На мой стук ее отворила невысокая женщина, вытиравшая руки грубым полотенцем.
— Миссис Гиббонс? — спросил я.
— Да.
— А я — Джеймс Хэрриот. И вот моя жена.
Она ответила мне недоуменным взглядом. Наша фамилия ей явно ничего не сказала.
— У нас некоторое время жил ваш кот, — добавил я.
Она вдруг широко улыбнулась и махнула полотенцем.
— Ну да, конечно! Сеп же мне про вас говорил. Да входите, входите!
Большая кухня, она же гостиная, красноречиво повествовала о жизни на тридцать шиллингов в неделю с шестью детьми. Видавшая виды мебель, штопаное-перештопаное белье на веревке под самым потолком, прокопченная плита и неописуемый беспорядок.
Сеп встал со стула у огня, положил газету, снял очки в стальной оправе и потряс нам руки.
Он усадил Хелен в продавленное кресло.
— Очень приятно опять с вами свидеться. Я про вас хозяйке частенько рассказывал.
Его супруга подхватила, вешая полотенце:
— Верно! А вот теперь я с вами и познакомилась! Сейчас поставлю чайку.
Она засмеялась и унесла в угол ведро с мутной водой.
— Вот отстирываю футболки. Мальчишки взяли да и подсунули их мне. Будто у меня других дел нет!
Пока она наливала воду в чайник, я украдкой оглядывал кухню и Хелен тоже косилась по сторонам. Но тщетно. Никаких признаков кота обнаружить нам не удавалось. Неужели он опять сбежал? С нарастающей тревогой и растерянностью я вдруг сообразил, что мой заветный план может привести к совсем обратным результатам. Но коснуться жгучей темы я решился, только когда чай был заварен и разлит по чашкам.
— А как… — спросил я робко, — как поживает… э… Тигр?
— Лучше некуда, — бодро ответила миссис Гиббонс и взглянула на часы, украшавшие каминную полку. — Он вот-вот вернется, тогда сами посмотрите.
