продолжил работу над своими выписками, число которых постоянно увеличивалось благодаря его прилежным чтениям латинских и греческих классиков. В результате все собранные и литературно обработанные пассажи были поделены автором на 20 книг, причем в достаточной мере произвольно. Авл Геллий сам пишет, что отказывается от определенного порядка в организации и размещении материала, и порядок это зависит лишь от того, в какой последовательности те или иные материалы попадали в его руки. Несмотря на занятость, Авл Геллий предполагал продолжить свой труд и не останавливаться на 20 книгах (praef. 23 sq.), но его намерению по каким-то причинам не суждено было сбыться.
Из составленных Авлом Геллием 20 книг 'Аттических ночей' почти полностью утрачена VIII книга (от нее дошло всего 15 фрагментов), и кроме того, сильно повреждены начало и конец произведения.
Труд Авла Геллия можно отнести к разряду miscellanea - литературы смешанного характера. Своему сочинению автор предпосылает 'введение', в котором он раскрывает перед читателем план и цель своего труда. Не имея намерения придать своему произведению форму энциклопедии, Авл Геллий, тем не менее, предлагает читателю поистине энциклопедический свод сведений о самых различных сторонах жизни и науки своего времени. Здесь мы сталкиваемся с характерным для поздней античности явлением, а именно, с тенденцией к повсеместному переходу от ярко выраженных авторских, оригинальных текстов к составлению различного рода бревиариев, компендиумов и хрестоматий. Причина этого явления коренилась в том, что культурная среда была уже переполнена трудами многих предшествующих поколений и объем созданных культурных ценностей достиг той критической точки, когда его усвоение в сколь-либо репрезентативном количестве стало под силу лишь отдельным эрудитам-антикварам, какими на римской почве был Варрон Реатинский, а на греческой - александрийский грамматик I в. до н. э. Дидим Халкентерос, но никак не широкой массе людей с 'высшим образованием'.
В выборе тем и сюжетов Авл Геллий действовал, руководствуясь потенциальными интересами читателя. Весь материал 'Ночей', хотя он и весьма разнообразен, можно условно разделить на две группы: различного рода реалии, с одной стороны, и стилистические вопросы - с другой. Каждый читатель, по мысли автора, должен был сам выбрать из его книги то, что его больше интересует.
Авл Геллий не ставит перед собой задачу глубоко изучить каждый вопрос в отдельности. В его произведениях отразился широко распространенный в античной литературе подход, сочетавший поучение с развлечением. Главная цель - не утомлять читателя. Для облегчения дела Авл Геллий собственноручно сделал полное оглавление своего произведения с подробной аннотацией каждой главы.
Для оживления повествования Авл Геллий прибегает к приему литературной инсценировки: с читателем говорит не автор сухого трактата, а различные персонажи, появляющиеся на страницах книги. Внешней связью этих сцен служат события из жизни самого автора, воспоминания об учителях и друзьях, содержание научных диспутов, на которых автору довелось присутствовать, впечатления от прочитанных книг и многое другое. Так, к примеру, объясняя происхождение названия созвездия Большой Медведицы, автор вместо педантичного перечисления бытовавших в его время гипотез, обрамляет рассказ в небольшую сценку, происходящую на палубе корабля, плывущего в тихой звездной ночи по глади Саронического залива; на палубе корабля беседуют сам автор и его афинские соученики. Или же, например, желая поделиться с читателем сведениями о различных чудесных явлениях, почерпнутых из разных книг, Авл Геллий попутно излагает историю приобретения им этих книг (IX, 4). Гораздо реже главы носят характер маленьких трактатов, полностью лишенных элементов инсценировки (напр., II, 19, где обсуждается значение глагола rescire, или VI, 2, где речь идет об ошибке в грамматическом толковании и т. п.). В некоторых случаях антураж сцен полностью изобретен самим автором.
Круг тем 'Аттических ночей' огромен. Здесь и вопросы литературы и грамматики, здесь риторика и философия - две области античной культуры, претендовавшие на первенство в античном образовании, здесь и юриспруденция (особенно та ее часть, которая касается сакрального права), здесь и история, математика, астрономия, физика, медицина, кулинария, и наконец, просто интерес к различным диковинным вещам.
Как уже было замечено выше, Авл Геллий далек от скрупулезного исследования. Во многих случаях он оставляет решение трудных вопросов на суд читателя. В кратком обзоре греческой и римской истории наш автор говорит: 'У нас ведь не было намерения со всей тщательностью писать сопоставительные биографии (?????????????) выдающихся мужей обоих народов; нам лишь хотелось слегка украсить наши 'Ночи' брошенными на них цветами истории' (XVII, 21, 1).
Упадок политической активности, на который лет семьдесят до того сетовал в своем 'Диалоге об ораторах' Корнелий Тацит, отразился в сочинении Авла Геллия. Его не интересуют политические проблемы; мы не найдем почти ни слова о политических или вообще злободневных событиях его времени. Интересы Авла Геллия носят сугубо антикварный характер. Такая позиция, помимо прочего, дает автору возможность воздержаться от высказывания собственных политических симпатий и антипатий. Состояние нравов общества также остается в стороне от его внимания. Самый большой грех в глазах Авла Геллия - это недостаток учености, излишнее самомнение и высказывание необоснованных суждений, однако, его уход в 'архаику' сам по себе достаточно красноречив. Будучи изящным литератором, способным привлекательно подать избранный им сюжет, Авл Геллий, тем не менее, не является писателем в привычном нам смысле слова. Художественное творчество сводится для него почти исключительно к уточнительству и комментаторству - собственно в этом он и вообще видит смысл современной ему литературы: нет смысла пытаться создать что-то принципиально новое, ибо всё действительно ценное уже давно написано - надо лишь правильно понять, объяснить или прокомментировать это давно написанное. И стоит признать, что в сохранении научных знаний заслуга Авла Геллия неоценима. 'Аттические ночи' содержат извлечения более чем из 250 античных авторов, причем Геллий цитирует огромное количество недошедших до нас памятников литературы республиканского периода, многие из которых стали известны нам преимущественно, а иногда и исключительно благодаря ему. Мы никогда не сможем в точности узнать, прочел ли в действительности Авл Геллий сам все эти произведения - по этому поводу в науке высказывались разные точки зрения, - или пользовался трудами таких же составителей хрестоматий, каким был он сам, но факт остается фактом: тем, что в нашем распоряжении имеются бесценные фрагменты Энния, Катона, отрывки из речей Гая Гракха, многочисленные цитаты из произведений ранних римских трагиков и комедиографов, историков и риторов, мы обязаны именно Авлу Геллию.
Современные исследователи не склонны признавать за Авлом Геллием выдающийся писательский талант, но он человек не без способностей, а обладая к тому же отменным риторическим образованием, он может вполне интересно и изящно преподносить читателю не только разного рода занимательные факты, но и весьма сложные и специфические вещи - такие, как проблемы греческой и римской фонетики или тонкости толкования римского права и сложных мест античной поэзии. Мы не всегда можем согласиться с научными выводами автора, особенно, когда дело касается этимологических вопросов, где его рассуждения порой весьма наивны.
Однако и эта naivete Авла Геллия, безусловно, представляет ценность для историка, поскольку дает возможность оценить характер и уровень многих научных представлений того времени.
В своих суждениях о греческой и римской поэзии Авл Геллий далек от римского патриотизма, так характерного, например, для Цицерона. Для Авла Геллия на первом месте стоит литературный талант, поэтический вкус и точность выражения. По этой причине в описании извержения вулкана Этны он отдает предпочтение Пиндару перед Вергилием и ставит греческие оригиналы комедий Менандра несравненно выше их латинских переводов (II. 23).
Особый интерес Авла Геллия вызывают произведения зачинателя латинской прозы Марка Порция Катона Старшего. Для Геллия Катон не только почтенный писатель, но в еще большей степени защитник и пропагандист старинных римских нравов. Это argumenium ex silentio для того, кто хочет понять, как оценивал Авл Геллий современный ему нравственный климат.
Высоко оценивает Авл Геллий ораторское творчество братьев Гракхов, Сципиона Младшего, историка Корнелия Непота. С другой стороны, столь важный и почитаемый римлянами историк Полибий, друг Сципиона Младшего, первым из греков обосновавший теоретические основы римской государственности, удостоился у Авла Геллия одного единственного упоминания и то не как историк и стилист, а лишь как свидетель события.
Не найдем мы у Авла Геллия и упоминания знаменитого историка эпохи Августа Тита Ливия, зато имеется множество упоминаний римских анналистов - источников Ливия.
