довольно скудно – из всей обстановки, пожалуй, только компьютер был самой новой вещью, остальное: и диван, и ободранный журнальный столик, прикрытый вышитой салфеткой, и старенький сервант – все из далеких-далеких времен.
Люся подошла к серванту и открыла маленький ящичек – обычно в таких ящичках у всех хранились документы. У Люси тоже когда-то был подобный сервант, и в таком же вот выдвижном ящичке она хранила… м-да, у Люси там были нитки. А здесь лежали… лекарства. Люся открыла другую дверцу – тоже ничего интересного, только постельное белье аккуратной стопочкой.
– Черт, где же у них хранятся документы? – сквозь зубы пробормотала Люся.
– Да у них в кухне, – вдруг раздался голос позади нее.
Люся резко обернулась – посреди комнаты стоял босой Митька.
– А что там дальше с волком было? – спросил он с интересом.
Пришлось выдумывать истории про волка, а потом еще сидеть минут десять, чтобы окончательно убедиться, что малыш спит, и только потом Люся направилась на кухню.
Документы и в самом деле были на кухне – в маленькой тумбочке, покрашенной белой оконной краской. Едва Люся открыла верхний ящичек, как тут же обнаружила то, что искала, – целую кипу разнокалиберных бумажек. Люся стала быстро перебирать пожелтевшие от времени документы – получалось, что Белкин Егор Игоревич был женат, но развелся очень давно, от первого брака имеет дочь двадцати восьми лет и огромную задолженность за банковский кредит.
– Та-а-ак… а деньги-то нам были ой как нужны… – прикусила губу Люся и с силой захлопнула ящичек.
Она и не заметила, как пронеслось время, в дверях заворочался ключ, и на пороге показался Белкин Егор Игоревич, собственной персоной. Завидев Люсю, Белкин как-то глупо хихикнул, потом нервно задергал кадыком и уже совсем глупо заявил:
– А я вот тут… живу. А ты чего?
– А я к тебе в гости… – склонила голову Люся и пристально вгляделась в лицо своего кавалера.
Что-то творилось с Егором непонятное. Ну не был похож вот этот Белкин на того, который приходил к ней, к Люсе. Нет, внешность, конечно, та же, и прическа та, и даже рубашечка все та же, а вот выражение лица… Былую уверенность и даже некоторую хамоватость будто тряпкой стерли.
– А почему ты вчера ко мне не приходил? – спросила вдруг Люся.
– А… А где моя мама? – в свою очередь поинтересовался Егор и стыдливо отвел глаза в сторону.
– Мама? А она пошла в аптеку, – пояснила Люся. – Только, надо думать, в пригородный поселок, потому что ее второй час нет. Так что на нее ты можешь не рассчитывать, не придет. И все же, где ты был?
Белкин, наконец, кое-как собрал нервы в кулак и даже немного расправил плечи:
– Н-ну… я вообще-то… не обязан… мы ж с тобой еще не супруги, я бы вот так выразился… А вот когда станем…
– И не станем, я бы выразилась вот так, – фыркнула Люся. – Ты мне не скажешь – где был?
Белкин снова заволновался – забегал по комнате и стал нервно теребить верхнюю пуговицу байковой рубашки:
– А… а почему это мы не станем, а? Тебе что, рассказали, где я был? Это мама сказала, да?
Люся терпеливо молчала – она очень не хотела верить в то, что Белкин замешан в страшном убийстве, однако он себя вел так непонятно, так взволнованно и…
– Я был… в кино! – наконец выдохнул Белкин и без сил рухнул на диван.
– Билет, – негромко потребовала Люся. – Билет есть?
Белкин подскочил на месте:
– Это что, допрос?! Я буду жаловаться!! Я буду… нервничать!! Я уже нервничаю!! И сильно! Я ненавижу допросы! И вообще! По какому… случаю?!
– Игнатия убили, – просто ответила ему Люся, и тот немедленно побледнел.
– За… зачем? Как это, то есть – убили? Он что, олигарх или нефтяной магнат? Почему его убили? И кто это покусился на… на этого светлого человека? – затараторил Белкин.
– Не знаю, – пожала плечами Люся. – Я думала, ты мне поможешь разобраться. Ты не с ним вчера был?
Только теперь до Белкина дошло – его не просто так допрашивают! Его подозревают!!!
– Ты!.. Меня?!. Как будто это… – задохнулся он от обиды, от оскорбления и унижения одновременно. А потом быстро-быстро сообщил: – Я… я был у женщины! Ее зовут… дай-ка записную книжку, где она у меня… так-так-так… женщину зовут… Вероника Матвеевна Селедкина… нет, Середкина! Вот, все правильно, Середкина Вероника Матвеевна. Да! Очень состоятельная женщина, на нашем рынке торгует куриными окорочками.
– И она может это подтвердить? – спросила Люся, пряча потухший взгляд.
– Ну… а почему бы не подтвердить? – замялся Белкин. – Я у нее прямо-таки до восьми вечера и сидел.
Люся отвернулась к окну и постаралась спросить как можно равнодушнее:
– Значит, до восьми у Селедкиной, а потом у кого?
– Ой, ну Люся, ну Люся! – немного забылся Белкин и заиграл масляными глазками. – Ну прямо-таки ко мне с такими претензиями, с такими…
– Убили Игнатия Николаева! Ты его знал! И испытывал к нему не всегда трепетные чувства. И при этом ты не можешь объяснить, где находился вчера, в то самое время, когда и произошло это убийство! – четко произнесла Люся, глядя на своего кавалера ледяным взором.
Кавалер нервно икнул, дернул головушкой, вытянулся на диване стрункой и прилежно залепетал:
– Значит… сначала я находился у Середкиной Вероники Матвеевны, потому что она тетенька… женщина очень состоятельная, а у меня кредит в банке… И получается, что я надеялся на долгую, нежную дружбу… с денежной помощью, и ей об этом сообщил. И уже думал, что проведу там всю оставшуюся ночь, но… Но потом, ровно без семи минут восемь, она мне ответила, что сейчас у нее временные денежные затруднения. И тогда я… я подался к Надюсе.
– О боже… – не выдержав, простонала Люся. – А это что за птица?
– Это вовсе даже не птица, как ты подумала, – быстренько принялся пояснять Белкин. – Это вполне нормальная женщина, у нее такой вес солидный, совсем не птичий, с чего ты взяла? Так вот, она тоже занимается коммерцией… и я… я рассчитывал, что смогу перезанять у нее.
– А она чем занимается? – спросила Люся.
– Она… она продает вязаные носочки. Ну и шапочки такие, тоже дома сама вяжет, а потом… В общем, я думал, что у нее можно перезанять сотню-другую тысяч, ну чтоб на кредит…
– Господи! Да что она там с этих носочков наторгует-то? – не поверила Люся.
– Вот!! И она мне то же самое сказала! – обрадованно проговорил Белкин и треснул себя по колену. – Вот и пришлось мне взять да и… и… короче, расстроился я сильно, и для успокоения души моей несчастной пошел я к Аленке.
Люся уже ничему не удивлялась. Ну подумаешь – она у Белкина не первая, не вторая и даже не третья! Ха! У господина просто необузданная тяга к женскому полу! А еще вернее, к их кошельку! Вот если бы Люсенька была сказочно богата, тогда б у Егорушки и вовсе кроме нее никого не случилось! Но это, если бы она была богачкой. Опять же, имей Люся несметные сокровища, на кой черт ей сдался этот Белкин?!
– …И вот, значит, прихожу я к Аленке, – продолжал Белкин. – А она уж меня и накормила, и напоила, и спать уложила, по всем правилам, как Ивана Царевича. И получается, что никак я не мог с Игнатием полюбовно провести этот вечер.
– А твоя Аленка подтвердить сможет, что ты с ней был? – со вздохом спросила Люся.
– Ну а как же! – выгнул брюхо колесом Егор Игоревич. – Сейчас сама услышишь.
Он торопливо набрал номер телефона, подождал, пока на том конце возьмут трубку, а потом громко закричал:
– Але!!! Аленка, ты, что ль?
– Кричи потише, здесь же ребенок спит, – напомнила Люся.
– Аленка, это ты, что ль, шельма? – зашипел в трубку Белкин.
– Я, – счастливо ответила «шельма».
