не было, чем такое. Они были больше похожи на погонщиков скота, которого ведут на убой, чем на подразделения, призванные охранять обоз от неожиданных нападений. Да и недолго они с нами шли. То один, то другой отряд вдруг разворачивались и исчезали в среди деревьев. Командиры объясняли нам, что они направляются за подмогой, так как усмирить взбунтовавшиеся племена трем нашим легионам будет трудно.

На место германцев выдвигались уже легионные когорты, но от них тоже толку было немного. Все жались к колонне — кому охота ноги ломать по буреломам? Да еще в такой чаще, что дальше чем на пятьдесят шагов ничего и не разглядишь. Боязно.

Бык бесился из-за всего этого. И вымещал свою злость на нас. Правда, благодаря этому наша когорта, шедшая в одной из первых в колонне, шагала в относительном порядке. Хотя, «шагала» слишком громко сказано. Как можно шагать по скользкой грязи, в которой утопаешь по щиколотку? К тому же, через каждые две-три мили приходилось останавливаться. Ветры и проливные дожди с градом сделали плохую дорогу в некоторых местах и вовсе непроходимой.

Приходилось то и дело расчищать завалы из поваленных деревьев, искать обходные пути там, где на месте дороги образовались вдруг самые настоящие болота. Мостам тоже досталось. Чуть ли не половина из них была разрушена или повреждена так, что пускать по ним повозки было небезопасно. Гражданские постоянно требовали отдыха. Их понять можно было. Нам-то, закаленным солдатам, приходилось тяжело, а уж штатским… Можно себе представить.

Так и ползли. Три часа идешь, пять сидишь, ждешь, пока инженеры мост наладят или дорогу расчистят, да укрепят. А то и сам деревья валишь и лопатой машешь до седьмого пота. Да все под дождем, по колено в стылой воде или грязи. Костер и тот не особо разведешь, все мокрое. Если и дрова и займутся, то дымят так, что близко не подойдешь, чтобы руки окоченевшие отогреть. Жевали сухари да вяленое мясо. Тоже все заплесневевшее, пополам с дождевой водой.

— Не кончится все это добром, — проворчал Бык, поглядывая по сторонам.

Я шел рядом с ним, в голове нашей когорты. Позади — сигнифер первого манипула с боевым значком и музыканты с инструментами, завернутыми в какие-то тряпки и куски кожи.

— Лучшего места для засады не найти, — поддакнул я.

Слева и справа нас окружали невысокие, густо поросшие лесом холмы. Противник запросто мог бы незаметно подойти почти вплотную к колонне.

— Да вся эта проклятая Германия — одна большая засада, — Бык плюнул под ноги и в сердцах заорал: — Подтянись, бараны!

Солдаты ответили глухим ворчанием, но шагу прибавили.

— Ишь, еще и недовольны. Распустили их тут… Ох, распустили. Моя бы воля…

Что было бы в этом случае, я примерно себе представлял. Третий год я служил под началом этого центуриона и был уверен, что дай ему под командование один легион, через месяц все остальные можно было бы распускать. Этот легион покорил бы весь мир и кусочек неба в придачу. Такой уж человек был Квинт Серторий по прозвищу Бык. Поначалу я его боялся, потом ненавидел, затем уважал, теперь не задумываясь полез бы в любое дерьмо, чтобы спасти его шкуру. Он не был добрым парнем, нет. Но он был самым лучшим командиром, которого я когда-либо знал. Готовым снять кожу с солдата в мирное время, и отдать свою жизнь за последнего новобранца на поле боя.

У него было звериное чутье на опасность. В двадцатом легионе все знали: если Бык начинает нервничать и почем зря гонять рядовых, значит, жди беды. И это чутье ни разу не подвело его. Во всяком случае, на моей памяти. Точно так же он нутром чуял, как выбраться из ловушки. Если его манипул попадал в окружение, Бык точно знал, в какое место нужно ударить, чтобы вырваться. Причем, иногда его решения противоречили всем законам военного искусства. Но он никогда не ошибался. Его решение всегда было единственно верным. Я доверял ему безгранично.

И во время того марша, видя, что Бык сам не свой, я держал оружие наготове. Наверное, поэтому и остался жив.

Все произошло на второй день марша. Ночь мы провели спокойно, соорудив на ровном, свободном от деревьев месте лагерь. Дозоры не заметили ничего подозрительного, поэтому рано утром мы, как обычно, разобрали лагерь, сожгли то, что нельзя было разобрать и двинулись в путь. Выступление было омрачено одним событием. Двух легионных орлов знаменосцы долго не могли сдвинуть с места. Заостренные концы древков словно вросли в землю. Пришлось им помогать.

Примета была хуже некуда. Некоторые ветераны, которые уже сталкивались с подобными знамениями, стали мрачнее туч, плывущих над нашими головами. Глядя на них, и более молодые солдаты поскучнели. Одно дело просто месить грязь, и совсем другое — месить грязь, когда боги обещают крупные неприятности.

Около полудня колонна снова втянулась в густой лес. Растянулись мы к этому времени еще сильнее. Всем хотелось побыстрее добраться до Ализо. Там нас ждал отдых, горячая еда, крыша над головой и другие нехитрые радости.

Дважды мы останавливались, чтобы расчистить дорогу. И оба раза Бык, не обращая внимания на ругань солдат и косые взгляды командиров, рассылал солдат когорты далеко в стороны от дороги, проводя таким образом на свой страх и риск разведку. Остальные даже не думали о таких простых мерах предосторожности. Войско окончательно превратилось в неорганизованную толпу, грязную, уставшую, которая плевать хотела на уставы и здравый смысл.

Во время второй остановки зарядил дождь. Да такой, что даже кроны деревьев, правда, порядком поредевшие, не могли удержать потоков воды. Бормоча проклятия мы натянули капюшоны и плотнее закутались в плащи. Бык же, наоборот, снял с груди шлем и надел его на голову. Поразмыслив немного, я последовал его примеру, хотя таскать такую тяжесть на башке во время перехода удовольствие небольшое.

Один из легионеров стоящий рядом со мной хмыкнул:

— Думаешь, так меньше вымокнешь?

Легионера все называли Рябой. Лицо у него было сплошь в следах от мелких ожогов. Какой-то германец во время боя ткнул ему в лицо горящую палку.

— Посмотри на центуриона, Рябой, — ответил я. — Три года я служу под его началом. И за все это время он ни разу не надел шлем просто так. У нас была верная примета — если Бык в шлеме, враг уже пересчитывает твои медали. Да и орлы сегодня не просто так застряли.

Рябой внимательно посмотрел на меня, понял, что я не шучу, и тоже нахлобучил свой шлем. Так, один за другим, поглядывая то на Быка, то на меня, остальные солдаты центурии тоже скинули капюшоны, надели шлемы и принялись расчехлять щиты.

Тут же появился совсем молоденький трибун-латиклав из штабных.

— В чем дело, солдаты? С кем вы собираетесь сражаться? Кто дал команду готовиться к бою?

Бык, услышав это, вперевалочку направился к трибуну.

— Никто не давал такой команды, — прогудел он. — Просто некоторым парням из этой облепленной дерьмом толпы еще хочется пожить. В отличие от их командиров, у ребят хватает ума понять, что здесь скоро будет.

— Центурион! Ты знаешь, как это называется?

— Здравый смысл, трибун. Так это называется. Я воюю дольше, чем ты живешь, так что дам тебе один совет: отдай приказ всем остальным приготовиться к бою. Не слушай легатов и тем более Вара. Призывай всех к оружию, трибун. Тогда, быть может, кто-то из нас и уцелеет.

— Все это здорово смахивает на мятеж, центурион. Я доложу легату, что ты нарушил приказ и подбивал меня сделать то же самое. Встретимся с тобой в Ализо, центурион.

— Вот это вряд ли, — спокойно сказал Бык, и не слушая больше гневные окрики офицера развернулся и побрел к голове колонны.

Вскоре прозвучала команда двигаться. Теперь мы шли в полной тишине, которую нарушал только шелест дождя по пожелтевшим листьям, да скрип телег. Лес перестал быть просто недружелюбным. Всей кожей мы чувствовали исходящую от него угрозу. Темную, тяжелую, древнюю, как сам он. Как будто мрачные, кровожадные боги варваров покинули свои жилища и собрались здесь в предвкушении обильной кровавой жертвы.

Вы читаете Легионер. Книга 2
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату