- Что с тобой, почтенный мой родитель? Обычно ты бываешь понятливей. Ну, скажи, на что она тебе понадобилась?
- Ты сама знаешь. Принц отдаст мне за нее двадцать мандингов. Она его сестра, это несомненно. Два десятка сильных, здоровых мандингов стоят две тысячи фунтов. Бог ты мой! Целое состояние!
- Разумеется, целое состояние. Ну, и что же?
- Как «ну и что же»? Ты рассуждаешь о двух тысячах фунтов, как будто это сор.
- Достойный мой родитель, ты меня плохо понял. Я ценю две тысячи фунтов больше, чем ты полагаешь. Поэтому-то я и хочу, чтобы ты непременно их получил.
- Но ведь именно этого я и добиваюсь!
- Да, а сам повел дело так глупо, что рискуешь упустить их.
- А как бы ты поступила на моем месте?
- Просто взяла бы их.
Старик дернул за уздечку, остановил мула и бросил на дочь недоумевающий взгляд. Юдифь тоже придержала коня.
- Отец, ты становишься бестолковым. Пока я дожидалась тебя у ворот этого надутого плантатора, я задавала себе вопрос: чего ради, собственно, ты к нему поехал? И ответ на это очень прост: ты поехал попусту.
- Да, ты права. Дело не вышло. Двадцать мандингов - ты только подумай!
- Чепуха!
- Чепуха? Что ты только говоришь, Юдифь!
- Я говорю, что ты мог бы завладеть мандингами без малейших хлопот. Полагаю, возможность эта еще и теперь не упущена. А в придачу нам достанется еще и сам принц.
- Объясни, Юдифь, я ничего не понимаю.
- Сейчас поймешь. Ты ведь сам говорил, что капитан Джоулер имеет причины не появляться на берегу - не так ли?
- Капитан Джоулер? Да он скорее высадится на Каннибальских островах, чем в бухте Монтего! Ну и что?
- Отец, у меня скоро лопнет терпение! Подумай - принц уже на берегу, а капитан Джоулер боится сойти на берег.
- Да-да, - сказал старик. Он начинал догадываться, куда клонит дочь.
- Так кто же, скажи на милость, помешает тебе распорядиться и принцем и его мандингами как тебе заблагорассудится?
- Бесценная дочь моя! - воскликнул старик, вскинув вверх руки и восхищенно глядя на Юдифь. - Бесценная дочь моя! Ну конечно! А мне это и в голову не пришло.
- К счастью, отец, пока еще не поздно наверстать упущенное. Я все обдумала. Я заранее знала, что Кэт Воган ни за что не отпустит Йолу. Я ведь тебя предупреждала. Кстати, надеюсь, ты не выболтал, зачем тебе понадобилась Йола? Если ты проговорился, то...
- Нет, нет, ни словом, ни намеком.
- Смотри же, не проболтайся. А что касается капитана Джоулера...
- Джоулер не осмелится и носа показать на берег. Вот почему он разгружал товар в море. А кроме того, мы с ним отлично понимаем друг друга. Ему наплевать, что случится с принцем, раз тот сошел с корабля. Да и корабль-то через сутки уйдет в море.
- Значит, через сутки мандинги будут твоими и владетельный принц со всей своей свитой - тоже. Но времени терять нельзя. Поспешим домой: надо общипать пышные перья с его высочества, пока их еще не успели высмотреть наши не в меру любопытные соседи. Ты понимаешь, могут пойти слухи... Что касается нашего управляющего...
- Ах да, Рэвнер! Ему все известно. Пришлось рассказать, когда мы перевозили товар на берег.
-- Ну конечно. Тебе придется поступиться одним, а та и двумя мандингами, чтобы Рэвнер держал язык за зубами. Остальное нетрудно. А что скажут эти дикари - неважно. Кто станет слушать, что болтает какой- то черномазый!
- Дорогая моя дочь! - восклицал отец. - Тебе просто цены нет, ты - чистое золото! Получить даром двадцать пять рабов! И еще при этом один из них чистокровный принц! Две тысячи фунтов стерлингов! Вот это доход! За год столько не заработаешь! Боже ты мой!
С этим благочестивым восклицанием старый работорговец, погоняя мула, последовал за своей «бесценной» дочерью, которая, хлестнув коня, быстрой рысью направилась к дому.
Глава Х. «МОРСКАЯ НИМФА»
На третий день после того, как невольничий корабль бросил якорь в бухте Монтего, на взморье показалось большое судно, на всех парусах направлявшееся к пристани. На его мачте развевался английский флаг. Всевозможные ящики, тюки, чемоданы и саквояжи, вынесенные перед выгрузкой на палубу, открытые, простодушные лица корабельной команды - все убеждало в том, что прибывает обычное добропорядочное торговое судно. На корме красовалась надпись: «Морская нимфа», Ливерпуль». Это действительно был торговый корабль, но, судя по тому, что на палубе находилась целая группа людей, одетых не так, как моряки, на нем, очевидно, перевозили и пассажиров.
Большинство из них были местные плантаторы, которые, погостив на родине, вместе с семьями возвращались обратно. Одни везли домой сыновей, окончивших английские университеты, другие - дочерей, завершавших образование в модных английских пансионах. Тут, возможно, находились два-три адвоката, непременные члены английского общества в Вест-Индии. Тут же были, вероятно, два молодых врача. Врачи и адвокаты ехали сюда, с полным основанием рассчитывая разбогатеть в стране беззаконий и нездорового климата. Кроме того, на палубе стояло еще несколько лиц, профессию и положение которых нельзя было определить с первого взгляда.
Среди них находился молодой человек, внешность которого сразу бросалась в глаза. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать в нем лондонского щеголя. Ему недавно исполнился двадцать один год, но его лицо, носившее на себе печать разгульной жизни, казалось старше. Белокурые волосы молодого человека были старательно завиты и казались темнее от душистой помады. Тщательно подстриженные и приглаженные усики и бачки того же соломенного цвета явно составляли предмет особой гордости их владельца. Белесые брови были цветом вполне под стать волосам. Цвет глаз определить было не так-то легко, ибо один из них был постоянно закрыт, а другой скрывался за моноклем в черепаховой оправе. Через стекло монокля, впрочем, глаз казался зеленовато-серым и напоминал поросячий.
Черты лица молодого человека были, в общем, довольно правильны, но ничем не примечательны. Чаще всего его физиономия выражала презрительное высокомерие, и он старался улыбаться как можно более скептически. Завитым напомаженным волосам и моноклю вполне соответствовал и его щегольской наряд: сюртучок из тонкого, песочного цвета сукна, крылатка, едва прикрывавшая плечи, белая касторовая шляпа, безупречные жилет и панталоны из дымчато-серого казимира, лайковые перчатки и необычайно блестящие лакированные сапожки. Все это было чрезвычайно модно, и обладатель изысканного туалета держался с развязностью, которая сразу выдавала столичного франта. Это подтверждалось и нарочитым грассированием, когда он снисходил до беседы со спутниками.
Хотя большинство пассажиров смотрели на него с плохо скрываемым презрением, многие все же почти заискивали перед ним. А раболепие стюардов «Морской нимфы» не оставляло сомнений в том, что от молодого джентльмена можно ждать хороших чаевых. И действительно, он мог щедро раздавать чаевые, ибо мистер Монтегю Смизи - а это был именно он - был отпрыском знатной и состоятельной семьи и собственником великолепных ямайских сахарных плантаций, оставленных ему в наследство одним из родственников. Посещение этих владений и являлось целью поездки мистера Монтегю Смизи на Ямайку. Он никогда еще не видел своего поместья, ибо ему впервые приходилось пересекать Атлантический океан. Но он нисколько не сомневался в существовании своей земельной собственности. Солидный доход, получаемый
