Господин подполковник был изрядно пьян.
Рубцова сидела против него, откинувшись на спинку стула. Лицо ее оставалось в тени.
Получив сегодня нагоняй от Розенберга, Вадлер к вечеру напился и вдруг почувствовал острую нужду в собеседнике. Кому-то хотелось пожаловаться, задать вопросы, которые не давали покоя, получить разумный ответ. Тут он и вспомнил о Рубцовой. Эта такая спокойная, уверенная в себе женщина, наверное, понимает что-то непостижимое для него, Вадлера. Иначе она не держалась бы так. Она прожила в России много лет, на ее глазах создавалась эта страна, она должна знать, что движет этими людьми, которые идут на смерть, но не покоряются, которые уверены в победе, и никак их не разубедишь…
Рубцова удивилась, увидев Вадлера, но попросила его пройти, усадила за стол, спросила, будет ли он ужинать. Отрицательно покачав головой, Вадлер достал из кармана бутылку коньяку, поставил перед собой, огляделся, пристально посмотрел на Рубцову.
Лицо женщины в полумраке казалось совсем молодым. И Вадлеру на минуту показалось, что он никуда не уезжал из России, что он молод, полон сил и просто пришел с визитом к красивой женщине, за которой приятно поухаживать. В последнее время он все чаще и охотнее уходил мыслями в прошлое, до мельчайших деталей припоминал все, что связано было с его молодостью, словно хотел заслониться этими воспоминаниями от настоящего. Но иллюзия тут же рассеялась. Своим спокойным низким голосом Рубцова спросила, что привело к ней господина подполковника.
И тогда Вадлер заговорил. Он выложил все свои сомнения, проклиная свою жизнь.
— Вы долго жили в России, Вероника Викторовна, вы должны понимать этих людей. Скажите же мне, что движет ими? Что? Кто они — фанатики или… Нет, это непостижимо, совершенно непостижимо.
— Видите, господин Вадлер, вы, разумеется, не сразу стали разведчиком. Вас долго учили и обучили немалому. Но есть одно, чего не преподавали в ваших школах, о чем забывают те, кто собирается вести войны против этой страны. Поэтому загадка остается неразгаданной, и вы терпите поражение. И приходите к краху, — последнюю фразу Рубцова проговорила очень тихо. Словно для себя.
— Я попрошу вас ясней, госпожа Рубцова.
— Вы, как и Розенберг, считаете себя специалистом по России, вы считаете, что знаете русских. Но вы совершенно не знаете их, потому что судите по устаревшим, обветшалым образцам. Вы не учитываете, что имеете дело с советским человеком. В этом ваша ошибка, а откуда же вам знать советского человека, откуда понять его, если вы представители совершенно разных миров?
— Значит, выхода нет.
— Думаю, выход один: убраться подобру-поздорову из этой страны и до конца дней заказать себе дорогу сюда.
— И это говорите вы, вы?!
— Да, я. Потому что нелегко, но пришла к этому выводу.
— И вы тоже собираетесь убраться отсюда подобру-поздорову ?
Рубцова пожала плечами:
— Не все, что советуешь другим, приемлемо для себя, господин Вадлер. И потом — вам сейчас тоже очень трудно будет это сделать. Почти невозможно. Так что давайте пить коньяк и не мечтать о несбыточном.
А он шел к этой женщине за утешением!..
Глава десятая
МАГАЗИН ГОСПОЖИ РАГИМОВОЙ
Курт Кох получил новое задание — оборудовать в Приморске комиссионный магазин. В разговоре по телефону с представителем интендантского управления он выразил возмущение: ему, офицеру армии великого фюрера, предлагают такую черную работу — ведь магазин в основном должен обслуживать местное население. Он, конечно, понимает, что следует поощрять частных предпринимателей, готовых служить Германии и фюреру, но при чем здесь он? Пусть организацией этой комиссионки займется тот же городской голова или служащие управы.
Ему ответили холодно: да, он офицер и в силу этого должен подчиняться приказу, а не обсуждать его. К тому же организации этого магазина придается особое значение. Это заставило призадуматься Курта Коха, а вскоре, когда он уже приступил к заданию, еще кое-что заставило его изменить первоначальное отношение к поручению. Особенно после сообщения Лизы Веселовой.
…Как-то к директору ресторана зашла танцовщица местного кабаре — некая Рагимова, разодетая татарка средних лет. Разговор происходил в маленьком коридорчике, который соединял кухню с залом, и Лиза слышала этот разговор от слова до слова. Вообще-то говорили собеседники о самых обычных вещах. Рагимова сказала, что она получила от властей разрешение открыть комиссионный магазин. Уже и помещение выделено на одной из центральных улиц города. Она просит господина Райского, если это возможно, прислать своих уборщиц и рабочих кухни, чтобы убрать помещение. Райский, конечно, обещал сделать это завтра же. И только одно место в разговоре насторожило Лизу.
Райский как-то вскользь заметил, что госпожа Рагимова рисковая женщина. Он бы не решился вкладывать средства в такое предприятие. Ну, допустим, продавать-то вещи станут — население голодает, а кто покупать их будет? Господа офицеры норовят все бесплатно хапнуть, в крайнем случае за полцены.
Но Рагимова беспечно махнула рукой: о нет, она не рискует. В том, чтобы такое предприятие было открыто, заинтересована полиция. У нее верные сведения на этот счет.
Анализируя потом этот разговор двух прислужников «нового порядка», Лиза вновь и вновь возвращалась к этим фразам. Чем же выгодно открытие комиссионного магазина полиции? Коммерческой своей стороной — вряд ли… Так что же? И Лиза рассказала обо всем Курту Коху, который как раз руководил последними приготовлениями к открытию комиссионки.
Курт Кох постарался разрекламировать «свое детище». Он рассказывал о нем всем знакомым и даже произносил в честь него громкие тосты. Когда ему позвонили из управления и предложили охладить свою шумную восторженность, было уже несколько поздно.
О предстоящем открытии магазина в городе говорили. Магазином интересовались многие. В том числе и Вероника Рубцова. Это было не удивительно, она любила красивые вещи и одевалась, несмотря на возраст, довольно изящно. Как-то вечером, когда Вадлер вышел от Розенберга, Рубцова попросила его проводить ее домой. А по дороге заговорила о магазине. Слышала она краем уха, что в городе скоро откроется комиссионка. Интересно, сможет ли она приобрести там шубу? Это ее давнишняя мечта.
Вряд ли, ответил Вадлер, в магазине будут такие вещи. И тут же галантно добавил, что, если госпожа Рубцова желает, он составит ей протекцию в отношении шубы… Впрочем, скорее, чем он, Вадлер, это может сделать тот же Курт Кох, он-то уж никогда не откажется услужить красивой женщине. На складах, которыми ведает интендантское управление, добра всякого, изъятого у арестованных коммунистов, полным-полно. Там, при желании, можно подобрать не только шубу.
Сдержанно поблагодарив, Рубцова вновь заговорила о загадочном комиссионном магазине, но Вадлер, поморщившись, перевел разговор на другое.
Когда отделка и укомплектование магазина были почти закончены, Курту Коху предложили передать свои полномочия адъютанту Вадлера. На сей раз обер-лейтенант не возражал представителю управления. Но стал очень холоден с Бергером. Тот сейчас же смекнул, что интендант обижен. Как же, хлопотал он, а «лавры» достанутся другому. Тем более, что Кох, вероятно, надеялся совершать в стенах комиссионки некоторые свои коммерческие операции.
Румянцев же думал про себя, что вся эта затея не очень-то умно продумана — сказалась, видно, склонность Вадлера к авантюрам. Однако не поможет ли это найти ответ на все еще не разрешенный вопрос: кто же предал Костомарова, Романца и других?
Об операции подпольщиков и ее провале Петрову и Румянцеву стало известно на следующий день. Немцы устроили засаду. Они знали о готовящейся операции. Значит, среди подпольщиков был
