Мы миновали еще один мраморный пролет и повернули налево в точном соответствии с указателем: «Предвыборный штаб кандидата в губернаторы И. С. Пашкова». Возле третьей по счету двери Венька притормозил, достал из кармана платок, протер свою вспотевшую раннюю залысину, а потом пропустил меня вперед.
Я очутилась в просторной приемной, у дверей которой сидела парочка молодых качков, сразу же наставивших на меня глаза настороженных полканоэ, а над секретарским столом сгрудились несколько человек, что-то горячо обсуждавших. Они были так увлечены своим занятием, что на нас с Венькой обратили ровно ноль целых и ноль десятых внимания. Я покосилась через плечо на Веньку, но тот только махнул рукой в их сторону, и мне стало понятно, что эти если и входят в «команду», то, несомненно, находятся в самом низу иерархической лестницы. Не то что я, меня Венька повел дальше, за дверь с многозначительной табличкой: «Кандидат в губернаторы И. С. Пашков».
Итак, я ступила за порог святилища, предусмотрительно придав своему аполитичному лицу выражение, подобающее торжественности момента. Все мое существо затрепетало, приготовившись внимать флейтам, валторнам, а то и арфам, а также вдыхать курящийся фимиам. У меня даже мелькнула кощунственная мысль, что вселенная по собственной инициативе сузилась до размеров предвыборного штаба кандидата в губернаторы И. С. Пашкова.
Из транса меня вывел почти отеческий Венькин голос, который с чувством провозгласил:
— Капитолина Алтаева, прошу любить и жаловать.
Насчет любви ничего сказать не могу, но галантное обращение было налицо: ближайший «штабист» в костюме ничуть не хуже Венькиного бросился помогать мне освобождаться от пальто. Потом Венька подвел меня к «самому». Первое мое впечатление: ничего общего с молодым полуощипанным петушком из «Света маяков», хотя, впрочем, по тому газетному снимку судить было очень трудно по причине его весьма неважного качества. Что касается нынешнего Пашкова, то если бы мне предложили охарактеризовать его одним определением, я бы сказала: импозантный.
Почти уникальный случай, когда это редкоупотребимое в повседневной жизни словечко полностью соответствовало действительности и приставало к Венькиному шефу, как ворсинка к бархатному обшлагу. Высокий, статный, подтянутый, с белозубой улыбкой на американский манер, Пашков безо всякой агитации мог рассчитывать на голоса домохозяек всей губернии в возрасте от шестнадцати до восьмидесяти пяти.
Я еще не успела как следует рассмотреть кандидата в губернаторы, а его американский оскал уже преобразовался в приветливую улыбку.
— Значит, вы и есть та самая Капитолина Алтаева? — осведомился он бархатным баритоном. — Весьма о вас наслышан и очень рад, что заполучил вас. Добро пожаловать в команду!
Должна признать, это было сильно, примерно полсекунды меня не покидало ощущение, что я, сама того не ведая, снимаюсь в рекламном ролике типа «Голосуй, а то проиграешь», до чего все было четко и выверенно: взгляд, интонации, движения.
— А теперь будем знакомиться. — (Похоже, Пашков чувствовал себя более чем уютно в своем плакатном образе.) И он повел меня по кругу, как лошадь по цирковой арене, представляя свою замечательную «команду».
Первым был высокий блондин с обветренным лицом викинга.
— Начальник службы безопасности Федор Артюхов, — отрекомендовал его Пашков.
Гм-гм, начальник службы безопасности — это круто!
Следующим оказался невыразительный типчик с височными залысинами и унылым носом в сеточке лопнувших сосудов. Этого Пашков назвал — кем бы вы думали? — спичрайтером, то бишь составителем речей. Его имя я как-то пропустила мимо ушей, уж больно я была поражена его мудреной должностью. Подумать только, настоящий спичрайтер в наших занюханных палестинах! К чему бы это? Может, в родимой губернии нефтяные фонтаны забили, а я ни сном ни духом?
— Сергей Челядьев — наш имиджмейкер. — Пашков ласково потрепал по плечу худенького узкоплечего паренька с мелкими, я бы даже сказала, кукольными чертами лица. Тот немедленно окинул меня пытливым взором на предмет обнаружения в моем облике деталей, способных навредить имиджу потенциального губернатора. Не сомневаюсь, у него руки чесались в предвкушении скорого возделывания целины, которую я собой представляла. Ладно, кое-какие жертвы ради «общего дела» я еще могу принести, но пусть не рассчитывает перекрасить меня в блондинку!
Потом Пашков отрекомендовал мне еще одного своего «штабиста», и я практически не удивилась, узнав его экзотическую должность — аналитик. Аналитик был худ и желчен и звали его Григорий Подобедов. Бок о бок с ним стоял Венька, подбадривающий меня взглядом.
— Мой помощник Вениамин Литвинец в особом представлении не нуждается, — заметил в его адрес Пашков, — вы его хорошо знаете. — И он подвел меня к еще одному человеку из собственной свиты. Это была женщина. — Моя жена Снежана.
На жену Пашкова я взглянула внимательнее, чем на всех прочих. За особенного психолога я себя не держала, однако сообразила, что пашковекая супружница — дама твердая и волевая. С характером. В пользу этой версии говорил уже тот факт, что она приходилась ровесницей своему перспективному мужу, а не двадцатилетней вертихвосткой, на каких любят жениться преуспевающие баловни судьбы, к коим, несомненно, относился Пашков. Значит, она прошла с ним по жизни, что называется, рука об руку, так сказать, стояла у истоков его побед и не имела никакого желания уступать это место кому-либо еще.
— Вот мы и познакомились, — торжественно заключил Пашков— Официальная часть окончена, можно переходить к текущим проблемам. — Он по-прежнему обращался исключительно ко мне. — Вы будете входить в курс дела по ходу работы. Вениамин вам поможет…
— Я могу задать вам вопрос?
На гладком, холеном лице Снежаны Пашковой отразилось удивление, а может, мне так только показалось.
— Если вы насчет условий, то они весьма выгодные, — отреагировал Пашков и повернулся к Веньке:
— Разве условия еще не обсуждались?
— Все будет нормально, — заверил шефа Венька.
— Меня интересует другое, — возразила я. — Почему вы остановили свой выбор на моей персоне?
— Прежде всего, мне вас настоятельно рекомендовали, — Пашков снова покосился на Веньку, — как одного из самых толковых журналистов в области. Кроме того, с самого начала было ясно, что нам нужен именно местный журналист, хорошо знающий региональную прессу, свободно ориентирующийся в тематике локального характера.
Он говорил удивительно гладко, без повторений и всяких там слов-паразитов типа «ну», «м-м-м» и «гм- гм», коими я лично грешу напропалую. Так что у меня даже возникло почти непреодолимое желание оглянуться, дабы проверить, уж не стоит ли за моей спиной кто-нибудь из «штабистов», например спичрайтер, с плакатом, на котором крупными буквами запечатлен вышеозначенный «спич». Как «толковый журналист», я хорошо знаю про такие штучки, успешно практикуемые на телевидении, и, когда диктор бойко излагает последние новости, преданно глядя в камеру, скорее всего это свидетельствует не о его поразительной памяти, а о том, что где-то на уровне камеры и находится специальная «шпаргалка» на тот случай, если он вдруг запнется.
Ладно, будем считать, что я удовлетворена его ответом, поскольку нормальной человеческой логике он не противоречит. Вот если бы вдруг самому Пашкову вздумалось меня спросить, а почему, собственно, я приняла его предложение, я бы так красиво не выкрутилась. Вряд ли мне удалось бы складно наврать про близость его демократических идеалов моим, учитывая, что с какими бы то ни было идеалами у меня постоянная напряженка. Не признаюсь же я ему, что выбрала для себя амплуа лазутчицы во вражеском стане и цель моей разведывательной деятельности — выяснить, имел ли он отношение к исчезновению Наташи Русаковой.
Пашков подвел итог в свойственной ему манере истинного демократа:
— Если вопросы исчерпаны, прошу всех за стол.
И сделал приглашающий жест рукой, не менее отточенный, чем его речи.
«Штабисты» не мешкая заняли места за длинным полированным столом, причем, доложу я вам, не как-
