привычно-изнурительная работа земледельца или кочевника- пастуха, а он просто плывёт по жизни и не думает ни очём.* Удар меча сотряс доспехи. Боль пронзила плечо… Дрон ухмыльнулся и превозмогая боль, заработал в полную силу.
Тертей отдавал последние указания тысячным, а тем временем всё внимание воинов приковано к высокому человеку с белыми, как снег волосами, — брату царя всех скифов. Наёмники и сколоты переговаривались, комментируя схватку 'путника' с 'волосатым'.
— У вас, скифов, появился — доказывал спартанец — не просто богатырь, но и соперник царю всех скифов.
— Он станет верховным жрецом народов — спорили фракийцы. — Только верховный жрец мог остановить волосатого.
— Путник отказался от короны — со смехом возражали скифы и рассказывали тирскую историю, но и тем и другим всё не верилось в то, что довелось увидеть. 'Волосатый' уклонился от единоборства, что казалось очень странным, непонятным и загадочным. Волосатое чудовище отказалось сражаться. Они все видели, как оно, огромными прыжками стремительно пересекло долину, вселив в них немалый страх, и направилось в сторону гор, к лесу. Брат Зиммелиха скоро вернулся с тысячным — Волком и сейчас находился рядом с Тертеем, внимательно вслушиваясь в последние распоряжения и наставления офицерам.
В центре начали сближение полки Зиммелиха и Ассея, во главе с Сатиром. Сатир, по-скифски — впереди войска, вёл всадников. Тертей торопливо и сухо повторил: — По рожку Сатира мы начинаем выдвигаться. Никакой спешки и никому не вырываться вперёд. На расстоянии выстрела из луков, твоя полутысяча конников, Волче — стремительно начинает атаку. Пешие лучники прикрывают конницу. Стрел не жалеть. Твоя главная задача Волк — сдержать удар клиньев конницы Сантора. Далеко не заходить. У врага преимущество в коннице. Его цель обратить нас в бегство и прорвать наш фланг. Повторяю ещё раз: враг не должен догадаться, что мы заманиваем его в ловушку. Далее, — пешим полкам: — ни в коем случае не паниковать. В случае окружения вас конными сотнями, образовать круг и закрываться двумя, тремя рядами щитов. Ваше основное оружие — луки и копья. Враги будут кружить вокруг вас и методично обстреливать. Что делать в ближнем бою вы знаете и без меня. Старайтесь целить в лошадей. Раненных не добивать. Важно — выиграть время и продержаться. По моему рожку, а я буду трубить долго, — начинаем отход. Твоя тысяча, — Тертей указал на одного из командиров, — имитирует панику и начинает отступать. Отступать с наименьшими потерями, не сломя голову. Глупые жертвы мне не нужны. Отступление — не менее важное искусство, чем атака. Когда первые достигнут реки, выстроиться в боевые порядки. Места в леску у реки, где нами оставлены копья и струги, вам известны. Там мы и дадим окончательный бой и сломим Сантора. Те, кто позорно обратятся в бегство, — Тертей обвёл жёстким и колючим взглядом командиров. Офицеры выдержали тяжёлый взгляд, и Тертей продолжил: — Я отрублю ноги и брошу издыхать здесь. — Он ухмыльнулся, — ежели останутся, живы к тому времени. Плата для наёмников немалая, вы знаете все о том. И — живым и — мёртвым. На этом всё. Отправляйтесь к своим воинам. — Полководцы понятливо закивали. Один из них, с косым рубленым шрамом через пол-лица, коренастый грек спросил: — Тертее, а если в центре замешкаются, что делать?
— Ты уже струсил, воине? — Тертей в упор поглядел на македонца. Тот не отвёл глаз, лишь на лице побагровел шрам. — Я был под Тирой, Тертее и сражался до конца, хотя чудом выжил. Три луны я не поднимался. Я — боевой офицер и видел немало. Ты оскорбил меня.
— Если ты хочешь сразиться со мной македонец — оборвал его Тертей, — то после битвы, но не сейчас. А на твой вопрос тысячный я отвечу. В центре не замешкаются. Я уверен в том. — Тертей улыбнулся и протянул руку офицеру. Тот несколько смягчился, а скиф добродушно сказал: — Я не привык спасаться бегством, как и ты. Возможно, мы встретимся с тобой — в другом мире, где живут боги. — Тертей расхохотался, а македонец пожал руку командующему и как бы, между прочим, невзначай, заметил: — А шрам на лице, я получил от тебя, когда мы бились по пояс в водах Тиры. Меня спасли тогда боги. Нашли меня ниже по течению.
— А я, — Тертей указал на свою грудь, — от тебя. Меня тоже нашли вниз по теченью. Твои воины сражались храбро, македонец. Именно потому, я поставил тебя тысячным. Да, тогда мы сражались по разные стороны, и мне пришлось бы туго, если бы не Степан, ведь воины твоей сотни, сражалась как львы. — Тертей улыбнулся изумлённому греку. — Да, я тебя сразу узнал, но не подал виду. Вот закончим битву и тогда воздадим хвалу богам и напьёмся вина. — Македонец раскатисто грохнул хохотом, а за ним и остальные офицеры. Путник, до толе молчаливый, громко сказал и услышали его не только командиры, но и первые шеренги воинов. — Для меня честь сражаться рядом с вами, воины разных народов.
— А для нас тоже честь, сражаться с тобой, скифе — не остался в долгу македонец и вскочил в седло.
— Хорсиле, займи своё место, а мы сейчас — сказал Тертей и подошёл к Степану. — Тебя, Степане многие из нас считают нашим Папаем. Той тризны по тебе было достаточно для нас. Я боялся, что мой ученик натворит глупостей во время похорон, но всё обошлось. Зиммелих смог взять себя в руки.
— Какой из меня бог, Тертее — усмехнулся Степан. Я такой же человек из мяса и костей, и я просто устал за это пять лет. Сегодня — последняя моя битва.
— Сомневаюсь — ответил Тертей. — Я видел тебя обнажённым ночью, Степане. — Путник бросил мгновенный взгляд на командующего флангом. — Значит, ты многое понял. — Тертей кивнул. — Тебе туго пришлось брат моего царя. Твоя голова стала белой, спина исполосована кнутом, а на ноге тавро раба. — Степан вздрогнул и побелел. — Да, Тертее. Не знаю, зачем говорю тебе. Больше пяти лун мне пришлось быть в положении раба. Слишком велика была цена. Я долго ждал назначенной минуты и думал, что сойду с ума. Чашу эту я испил до дна. Бог миловал меня. А потом… — Степан отвернулся. Тертей тихо сказал ему: — Я это понял вчера брат. Потом… ты шёл по крови врагов. Ты об этом бредил ночью. Мне от твоих слов брате стало страшно. Мы — дети в сравнении с тобой. Ты испил свою чашу до дна. — Степан смахнул накатившие слёзы. Тертей сделал вид, что не видит их. Он обнял Степана. — Пойдём. Нам уже пора. Я горжусь, что сегодня буду сражаться плечом к плечу с тобой великий воин и великий человек. — Степан грустно улыбнулся. — Пойдём Тертее. Не такой уж я великий. Я больше пяти лет не был дома. Внучке три с половиной годика.
Тертей и Степан стали в центре фланга, а впереди, в центре уже было ничего не разобрать. Свои и чужие слились в единое целое. Ассей и Сатир выдвинулись далеко вперёд со своими воинами, Зиммелих приотстал. На его полки были кинуты лучшие сарматские катафрактарии. И хотя Сатир ведёт войско, но главный стратег и тактик — Зиммелих. Его высокая фигура с заметным постоянством мелькала в гуще сражения.
Тертей перехватил взгляд Степана и понятливо кивнул. Рог затрубил, заглушая шум битвы. Левый фланг пришёл в движение. Пехота перегруппировалась в чередующиеся колонны по десять воинов в шеренге каждой колонны. Раздался рёв конных всадников. Мимо Тертея пронёсся македонец с торжествующей улыбкой. Это была его стихия. На скаку он успел подмигнуть командующему флангом и зычно проорать: — После сражения, Тертее!
Сотню шагов колонны конников и пешие двигались рядом, но конница на то и конница! Она ушла вперёд. Тертей остановился и поднял длинное копьё со знаменем — сигнал к остановке и перегруппировке пехоты. Справа и слева среагировали, и передовой полк Тертея замер, ощетинившись кольями и пиками.
Первой, как и предполагал Тертей, ушла стрела Степана. За ней вслед, в небо посыпался дождь стрел скифских лучников. Рядом со Степаном пристроился старик-пьяница из Ольвии. На вытянутых руках он держал стрелы. Степан с непостижимой скоростью выхватывал стрелы и посылал их. Тертей успевал бросить восхищённые взгляды на брата его царя. Невозмутимый Степан с бешенной скорость посылал и посылал стрелы. После десятой стрелы, Тертей поднял копьё со знаменем. Стрелять дольше было нельзя. Конные части обеих армий вступили в бой. Впереди уже шла рубка. Степан ещё выпускал стрелы, когда Тертей протрубил ещё три раза. Левый фланг перестроился в чередующиеся полукруги — уступы колонн и ощетинился копьями и стругами… Степан и Тертей присели и выставили щиты. Командующий отметил про себя — Степан так же спокоен как и он. У Хорсила, в соседней колонне высоко вздымалась грудь. Тертей улыбнулся себе. Возбуждения перед битвой, когда гулко стучит сердце и частит дыхание, он много лет как
