Хемули грянули Королевский Праздничный вальс, и под дождём роз и японского жемчуга Фредриксон вышел вперёд и дёрнул за шнур. Какой момент!
Покрывало соскользнуло с «Марского аркестра».
Но это уже не было наше прежнее речное судёнышко, это был крылатый аппарат из металла, невиданная, чудесная машина! Я было пригрустнул, но тут же увидел нечто, примирившее меня с преображённым судном: его название было выведено ультрамарином, судно по-прежнему называлось «Марской аркестр».
Добровольный духовой оркестр хемулей заиграл гимн Самодержца — он вам, конечно, известен — с припевом: «Вы все удивлены, ха-ха», и Мимла до того растрогалась, что пустила слезу.
Фредриксон натянул фуражку на уши и (по-прежнему под дождём роз и японского жемчуга) вступил на борт корабля в сопровождении членов Нелегальной Королевской Колонии, после чего «Марской аркестр» в мгновение ока закишел детишками Мимлы. — Прошу прощения! — вдруг крикнул Зверок-Шнырок и соскочил по сходням обратно на землю. — Нет, я боюсь! Подняться в воздух? Мне опять станет дурно! — С этими словами он стремглав нырнул в толпу и был таков.
Тут машина задрожала и загудела. Её двери захлопнулись и были наглухо задраены, «Марской аркестр» нерешительно закачался взад и вперёд на помосте. А в следующую секунду он совершил такой отчаянный прыжок, что я кувырнулся на пол.
Когда я набрался духу и выглянул в иллюминатор, мы уже плыли над верхушками деревьев Парка Сюрпризов.
— Он летит! Летит! — воскликнул Супротив ка.
Не нахожу слов описать единственное в своём роде ощущение, охватившее меня, когда я уверился, что парю над землёй. Хоть я и вполне доволен солидностью статей, которыми наделила меня непостижимая судьба, должен признаться, они не приспособлены для парения. А тут я совершенно неожиданно почувствовал себя лёгким и грациозным, словно ласточка, у меня как гора с плеч свалилась, я был быстрый, как молния, и непобедимый. С самого начала мне доставляло тончайшее наслаждение смотреть сверху вниз на всех тех, кто суетился там внизу, на земле, или с боязливым удивлением смотрел вверх, сюда, где был я. Миг этот был дивный, но, к сожалению, слишком краткий.
«Марской аркестр» плавно снизился и заскользил, распуская белые усы пены, по морю, от берега Самодержца.
— Фредриксон! — крикнул я. — Давай ещё полетаем!
Он посмотрел на меня невидящим взором, глаза его были налиты синевой, весь облик отмечен печатью скрытого торжества, какого ему не мог дать никто из нас Он устремил «Марской аркестр» прямо вниз, в морскую пучину.
Корабль наполнился прозрачным зеленоватым светом, мимо иллюминаторов заструились рои пузырьков.
— Идём ко дну, — известила крошка Ми.
Я приплющился носом к стеклу и смотрел в толщу воды. «Марской аркестр» зажёг венок фонарей по средней линии. Они отбрасывали слабый дрожащий свет в морскую тьму.
Меня пробирала дрожь. Повсюду зелёный мрак, ничего больше, мы плыли в вечной ночи и полной пустоте. Фредриксон выключил двигатель, и мы стали опускаться, беззвучно скользя, всё глубже и глубже. Никто не разговаривал — по правде сказать, нам было немножко боязно.
Однако уши Фредриксона стояли торчком от радости, и я увидел на нём новую капитанскую фуражку — украшена она была двумя маленькими серебряными плавниками. В неслыханной тишине я стал мало- помалу различать какой-то шёпот, он делался всё громче и громче. Похоже было, тысячи испуганных голосов вновь и вновь нашёптывают одно-единственное слово: морская собака, морская собака, морская собака. Дорогие читатели, попробуйте прошептать один раз «морская собака», предостерегающе и очень медленно, — это звучит ужасно!
И тут мы различили массу маленьких теней — они выплыли к нам из мрака. Это были рыбы и морские змеи, каждая с фонариком на носу.
— Почему они не зажгли свои фонари? — с удивлением спросила Мимла.
— Наверное, батарейки сели, — сказала её дочь. — Мам, а кто это — морская собака?
Рыбы подплыли совсем близко к «Марскому аркестру» и с интересом стали рассматривать его. Они сплошным кольцом окружили погружающуюся лодку, и мы всё время слышали испуганный шёпот: «Морская собака! Морская собака!»
— Тут что-то не так, — сказал Супротивка. — У меня Предчувствия! Нюхом чую, что они просто не смеют зажечь свои огни. Это надо же — запретить народу зажигать огни, которые он сам носит на голове!
— Ну, мы сгорели, — известила крошка Ми.
Рыбы подплыли ещё ближе, сплошной стеной сгрудились вокруг «Марского аркестра» и таращились на наши фонари.
— А они умеют говорить? — спросил я.
Тут Фредриксон включил свой беспроволочный звукопеленгатор. Прибор посипел с минуту, затем мы услышали тысячекратный жалобный вой: «Морская собака, морская собака! Она подходит всё ближе, и ближе, и ближе… Гаси огни! Гаси огни! Тебя съедят… Сколько у тебя ватт, бедняга кит?»
— Раз должен быть мрак, значит, должен быть мрак, — трезво оценило обстановку моё привидение. — Роковая ночь окутывает погост своими завесами. Чёрные тени кричат с роковыми нотами в голосе.
— Чу! — сказал Фредриксон. — Я что-то слышу…
Мы насторожили уши. Откуда-то издалека донёсся слабый стучащий звук вроде ударов пульса, или нет — вроде шагов, как если бы что-то приближалось гигантскими медленными скачками.
Все рыбы враз исчезли.
— Теперь нас сожрут, — известила крошка Ми.
— Пожалуй, надо бы уложить малышей, — сказала Мимла. — А ну, все марш в постель!
Малыши стали в круг и начали расстёгивать друг дружке пуговицы на спине.
— А ты почитаешь нам?! — закричали малыши.
— Это можно, — сказала Мимла, — На чём мы остановились в прошлый раз?
Малыши в голос затянули: «Это… кровавая… работа… одноглазого… Боба… сказал… полицейский инспектор Твиггс… и… вынул… трёхдюймовый… гвоздь… из… уха… убитого… это… должно… быть… произошло…»
— Ладно, ладно, — сказала Мимла. — Только давайте поторопитесь.
Диковинные шаги-прыжки подошли ещё ближе. «Марской аркестр» беспокойно покачнулся, звукопеленгатор зашипел, словно кошка. Я почувствовал, как ощетинилась у меня холка, и крикнул:
— Фредриксон! Гаси огни!
Но прежде чем нас окружил мрак, мы мельком увидели морскую собаку с наветренной стороны, и промельк этот был совершенно неописуемо ужасен, скорее всего потому, что мы успели получить лишь самое общее представление об этом чудовище. Во мраке моё воображение дополнило остальное, и это было ещё хуже.
Фредриксон тронул машину с места, но, вероятно, он был слишком взволнован, чтобы правильно вести её. Вместо того чтобы всплыть, «Марской аркестр» быстро погрузился и лёг на морское дно.
Тут он пустил в ход свои гусеничные лапы и пополз по песку. Водоросли, словно чьи-то робкие руки, скользили мимо наших окон. В тишине и во мраке слушали мы, как сопит морская собака. Вот она серой тенью высунулась из водорослей.
Глаза у неё были жёлтые, и два ужасных снопа света, словно лучи прожектора, обшарили бока лодки.
— А ну под одеяло! — крикнула Мимла своим детишкам. — И не вылезать, пока не скажу!
С кормы послышался противный скрежет: морская собака начала с руля глубины.
И тут в море пошла кутерьма. «Марской аркестр» приподнялся и рывком перевернулся на спину,
