Они вышли во двор. Рядом с подъездом стоял потрепанный «форд».
Седой анголец, приоткрыв дверцу, внимательно смотрел на заднее колесо.
Рубцов по-свойски потрепал его по голове:
— На ходу? — Анголец непонимающе поглядел на подполковника.
— Садись сзади, — сказал Рубцов Найденову и, обойдя машину, по-хозяйски уселся рядом с обомлевшим ангольцем. — Слушай, Пико, нам недалеко, на косу, уж будь другом, подвези.
Анголец некоторое время молчал, потом стал быстро, брызгая слюной, что-то говорить. Подполковник прикрылся рукой. Найденов перевел:
— Он кричит, что это его личный автомобиль, и никто, даже друзья его народа, не имеют права садиться в него без спроса.
— Передай ему, — спокойно произнес подполковник, — если я выйду из его сраного катафалка, то разнесу его в щепки и пусть тогда жалуется хоть самому Господу Богу.
Найденов послушно перевел. Анголец с испугом посмотрел на подполковника, тот мягко положил ему руку на плечо:
— Поехали, Пико, чего кричать, только себя задерживаешь.
Они медленно, распугивая кишащую вокруг детвору, выехали из двора.
СВЕТЛАНА РОМАНОВНА
У Панова испортилось настроение. Тело обмякло, журчащая вода, еще недавно убаюкивающая генерала в ванне и навевавшая мысли о медсестре Женьке, «киргизском мальчике», теперь действовала на нервы своей беспечной монотонностью. Гладя свою пухлую, выступающую из воды грудь, Панов почему-то ощущал себя стоящим на пустынной дороге перед развилкой, обозначенной мрачным серым булыжником с затертой, еле различимой надписью: «Направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — себя потеряешь, а прямо по этой дороге нормальный человек вообще никогда не пойдет».
И хотя Панов точно не помнил, какой выбор сделал русский богатырь, но то, что риск велик в любом случае, знал наверняка.
Операция, разработанная в советской военной миссии, рассекречена.
И пусть Оливейра врет, что угодно, но противник, несомненно, уже в курсе. Не в пример долдону Емельянову генерал насквозь разглядел пройдоху-предпринимателя.
Значит, давать отбой подготовке к штурму форта? А кому это выгодно? Только Двинскому и его окружению. Саблин в таком случае Здесь уже не появится. А кто на его место? Положим, нового не пришлют, ситуация не та. Пока подберут да введут в суть проблем, тут вообще все может закончиться. К тому же Советов будет против. Панова-то он не подведет, слишком давно кормится из генеральских рук. То с оказией видео получит, то подержанную, но иномарку. Небось, уж все родственники одарены. Но против кандидатуры Двинского Советов открыто не выступит. Значит, Панов останется на вторых ролях. А с возвышением Двинского может скатиться и на третьи.
Ежели, несмотря ни на что, проводить операцию, то почти наверняка обрекать ее на неудачу. В ней ведь важен фактор неожиданности. Зато при правильном освещении событий не поздоровится ни Саблину, ни Двинскому.
Поднимется скандал, ангольское министерство неудачу полностью спишет на неразумность действий советских военных советников, и обоих генералов для разборок отзовут в Москву. При таком раскладе он, Панов, единственный, кто останется на хозяйстве. Следовательно, операцию нужно проводить в любом случае.
А вот пропажа двух или нескольких вертолетов в зависимости от исхода операции будет восприниматься по-разному. В случае ее провала наверняка из центра примчится комиссия по расследованию причин. Начнут копать, вынюхивать...
Замучают рапортами и докладными. В таком случае нужен успех операции. Громкий, впечатляющий. Все довольны, делят награды. Разве кто-нибудь вспомнит про злополучные машины? На то и техника: выполнила свою боевую задачу — ив статью расходов. Да, победа намного безопаснее. Саблин, если и окажется героем, долго здесь не задержится. Генштаб не простит ему самовольства. В любом случае наградят и отзовут. Двинский к операции отношения не имеет, остается самому в первый ряд встать. Ах, как нужна удача! Тем более речь идет не о каких-то долларах -.в игре алмазы. Меняет дело. Доллары у Панова лежат в римском банке, но пользоваться ими практически невозможно. Эти деньги для дочери, а вернее, для внуков. Может, и он сам когда-нибудь, будучи в отставке, плюнет на все предосторожности, поедет туристом в Рим и кутнет напоследок с какой-нибудь рыжей итальянкой. Но и это проблематично. Алмазы другое значение имеют. Они концентрируют в себе самоумножающийся капитал. А это дает ощущение свободы.
Хотя и они в основном на черный день...
И вдруг Панов нашел выход из сложившейся ситуации. Да такой, что от возбуждения погрузился в воду с головой и с громкими бульками выпустил воздух.
Он даст Оливейре не два, а четыре вертолета. Но поставит условие, чтобы покупающая сторона содействовала успеху операции. Этот чертов мулат может многое, руки у него здесь длинные, «алмазные». Вот она, истинная стратегия.
Генерал вылез из ванны с ощущением государственной значимости принятого решения. В создавшейся ситуации никто, кроме него, не смог бы предотвратить провала и бессмысленной гибели людей. А он сможет. Малой ценой.
Потерей всего четырех довольно изношенных вертолетов. Жаль, что подобная стратегия не может быть обнародована. В генерале уже свербило авторское самолюбие. Долдону Емельянову до такого никогда не додуматься.
— Ничего, пусть учится, пока я здесь, — важно и снисходительно пробормотал Панов.
В дверь настойчиво постучали. По стуку понятно: Светлана Романовна пожаловала. Накинув халат, генерал открыл дверь.
Какую бы позу ни принимала его жена, Панов всегда чувствовал в ней скрытую агрессию. Возможно, это впечатление возникало от того, что свои плотные короткие руки она держала слегка согнутыми в локтях, а может, и потому, что даже дома постоянно ходила на высоких каблуках и, когда останавливалась, одну ногу привычно выставляла вперед и приподнимала носок, опираясь всей тяжестью на каблук. Панову казалось, что еще мгновение — и второй ногой жена ударит его в пах. Поэтому его левая коленка инстинктивно поднималась, чтобы защитить легко уязвимое место. При разговорах с женой Панов предпочитал стоять несколько боком. Так было проще выдерживать лобовой напор. И хотя ни одной стычки, да еще с применением физических действий, между ними никогда не было, Угроза нависшей над ним расправы не покидала генерала.
Вот и сейчас она стояла в своей излюбленной позе, и Даже желтый, с громадными лиловыми цветами и большим декольте халат не делал ее хоть чуть-чуть женственнее. Генерал безразлично посмотрел на ее почти открытую полную сомкнутую грудь (единственное неувядающее достоинство Светланы Романовны) и покорно приготовился к очередным претензиям. Но то, что он услышал в этот раз, превзошло все ожидания...
Светлана Романовна смотрела на него с брезгливостью, и в этом было что-то новенькое. Обычно в ее глазах, устремленных на него, плавно чередовались высокомерие и жалость. И он привык. На других она смотрела точно так же, и это их впечатляло. У генерала и должна быть генеральская жена, хотя спать лучше с женой лейтенанта. Но поскольку вопрос постели поднимался у них редко, в тех случаях, когда агрессивность жены переходила в неумелое приставание, генерал чувствовал себя с этой женщиной вполне сносно.
Вволю продемонстрировав брезгливость, Светлана Романовна натянуто улыбнулась и почему-то с упреком спросила:
— Вылез?
— Вылез.
— Я сегодня была в миссии.
— Слышал. Встретила там зятя Советова. Не мне решать, как с ним поступить.
— Это не единственная новость для меня.
— Боже, какие в миссии могут быть новости? Очередные сплетни? Мне выслушивать их некогда. Срочно
