тополь. Вспомните, что предстоит платить налоги… Исследование вашего желудка с помощью телевизионной камеры продлится не более десяти минут. Сейчас мы находимся в вашей, я бы сказал, пищеварительной лаборатории. Альма, прибавьте яркость. Освещение в желудке господина Скогланда оставляет желать лучшего. Вот так хорошо. Ну-с, посмотрим.
Четыре пары глаз, устремленные на экран, вдруг одновременно взмахнули ресницами.
– О господи! – воскликнул помощник профессора, медсестры тихонько ахнули, а сам профессор гневно закричал:
– Но это же людоедство!
На экране телевизора совершенно отчетливо было видно, что в самой середине желудка лесоторговца Скогланда сидит Джампьеро Бинда, или попросту Джип, и от нечего делать ковыряет в носу. Заметив, что за ним наблюдают, он привстал и, как полагается всякому воспитанному мальчику, поклонился.
– Господин Скогланд! – продолжал профессор. – Вы скрыли от меня истинную причину вашей болезни! Вы и в самом деле думаете, что можно спокойно съесть ребенка и это останется без последствий?! Вот вам налицо доказательство вашего преступления! Стыдитесь! Никакой язвы желудка у вас нет и в помине! Вы просто самый обыкновенный людоед!
Лесоторговец Скогланд с телевизионной камерой в желудке был, конечно, не в состоянии что-либо ответить. К тому же он не видел экрана и не понимал этого грозного обвинения.
– Людоедство! – продолжал возмущаться профессор. – В середине двадцатого века! В то время как колониальные народы завоевывают независимость и свободу, некоторые лесоторговцы занимаются людоедством!…
– Профессор, – робко проговорила одна медсестра, – мальчик, кажется… Смотрите! Он делает нам какие-то знаки! Может быть, он еще жив?!
– Бедненький, он без ботинок! – заметила вторая медсестра.
– Хорошо хоть в носках! – сказал помощник профессора и строго посмотрел на господина Скогланда.
Профессор попросил всех замолчать и внимательно рассмотрел Джипа с головы до ног, точнее – до носков.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он у него.
– Квик прик квак марамак! – услышал он в ответ.
– Странный какой-то язык! – заметил профессор.
(Тут надо вам пояснить, что на самом деле Джип сказал: «Ничего не понимаю!» – но профессор не знал ни слова по-итальянски и поэтому услышал только какие-то смешные звуки. И наоборот, если мы станем на место Джипа, который ни слова не понимает по-шведски, то, как и профессор, тоже ничего не поймем. Когда профессор разговаривал со своими помощниками, Джип слышал только: «Квик прик квак марамак пеперикок!» – и тоже думал: «Странный язык!»)
К счастью, одна из медсестер немного понимала по-итальянски – она провела как-то отпуск в Риччоне, – так что смогла что-то перевести.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил профессор.
– Спасибо, хорошо! – ответил Джип.
– Он очень больно тебе сделал?
– Кто?
– Как кто? Господин Скогланд!
– По правде говоря, я не знаю такого.
– Тогда что же ты делаешь в его животе? В твоем возрасте я не лазил по желудкам незнакомых людей, а тем более иностранцев.
– Синьор профессор, клянусь вам, я тут ни при чем!
– Ты ни при чем, господин Скогланд ни при чем, все ни при чем! А кто же виноват? Я, может быть? Король Швеции? Конная стража?
– Видите ли, я…
– Хватит! Сиди тихо и не двигайся! Посмотрим, как тебе помочь.
Профессор, все еще продолжая ворчать, осторожно вынул телевизионную трубку из желудка лесоторговца Скогланда, и тот наконец спросил:
– Это очень серьезно?
– Исключительно!
– И наверное, мне придется отправиться в больницу?
– Мне думается, однако, что вам придется отправиться не в больницу, а в тюрьму! Нельзя же в самом деле проглотить восьмилетнего мальчика как есть, со всей одеждой, и являться после этого к хирургу, чтобы он вынул его, словно занозу из пальца. Может, вы теперь собираетесь спокойно вернуться домой и как ни в чем не бывало продавать дрова оптом и в розницу?!
– Простите, профессор, о каком мальчике вы говорите?
– Вот об этом, – строго сказал профессор и ткнул пациента пальцем в грудь.
– Но я здесь! – воскликнул в это время Джип. – Я все время здесь!
Профессор, его помощник, медсестры и господин Скогланд повернулись к телевизору и опять увидели
