произошла вспышка насилия. В то время как шеф полиции Кандалист обращался к толпе с просьбой подчиниться властям и проявить уважение к закону, около пятнадцати человек в деловых костюмах устроили здесь кучу-малу. Несмотря на то, что полиции пришлось вмешаться, аресты произведены не были. Рядом со мной находится один из участников потасовки, судя по всему, крайне расстроенный. Сэр, с чего все началось?
— Да я просто стоял там, никому не мешал, пытался признаться офицеру в убийстве Президента, а тут вдруг подъезжает в лимузине этот расфуфыренный хмырь с цветком в петлице, оттирает меня от полицейского и заявляет, что это де
— То есть о полиции вы можете отозваться лишь с похвалой?
— В общем, да — до некоторой степени. Офицер это дело в два счета прекратил, но только он все равно ведь никого не арестовал. Едва он нас растащил, так сразу и сгинул куда-то, знаете, совсем как Одинокий Рейнджер. И нигде его не видать. Вон и другие парни тоже его ищут. Слушайте, мы отдали ему наши признания, все обличающие улики и так далее — и что он с ними сделал? Разодрал их прямо на бегу, когда улепетывал. Слава Богу, я-то еще у себя в офисе велел секретарше сделать ксерокопии, так что у меня дома есть запас, но эти-то по дурости отдали ему единственные экземпляры! Только и осталось надеяться, что если полиция увидит, как мы, все пятнадцать, сбились тут в кучу и лупим друг друга по мордасам, так нас, может, все-таки заберут по обвинению в заговоре. Да и то еще, если мы полицейского отловим. Потому что агента в штатском поди поищи. Слушайте, а вы не имеете права производить аресты — от имени вашего телеканала или еще кого?
— …и потому они продолжают стекаться. Теперь они говорят нам — для чего. Не скорбеть, для чего стекались они в Вашингтон после смерти президента Харизмы. Не последовать за похоронными дрогами убитого Мартина Лютера Кинга, для чего стекались они в Атланту. Не проститься с траурным поездом, увозившим тело убитого Роберта Харизмы к месту его последнего упокоения, как стекались они по железной дороге. Нет, толпа, что грядет в ночь сию в Вашингтон, грядет не в невинности и недоумении, подобно малым детям, утратившим отца. Она грядет в вине, грядет исповедаться, грядет, чтобы сказать полиции и ФБР: «И я повинен». Это зрелище глубоко трогательное, дающее верное доказательство, если доказательство должно быть верным, истинной зрелости нации. Ибо что есть зрелость — человека ли, нации — как не готовность принять на себя бремя — и достоинство — ответственности? И верный знак зрелости, ответственности видим мы в том, что в темный свой час нация способна взглянуть вглубь своего встревоженного, страдающего блям-блям-блям-блям-блям-блям-блям-блям виновата во всем. Конечно, здесь найдутся и те, кто ищет козла отпущения, ибо они будут здесь находиться всегда, пока природа человека остается тем, что она есть, вместо того, чем ей следует быть. Здесь найдутся и те, что готовы по-фарисейски встать и воскликнуть: «Не я, не я!». Ибо они невиновны, они никогда не бывают виновны. Виновен всегда другой: Банди[15] и Киссинджер[16], Бонни и Клайд, Кейли и Капоне[17], Мэнсон и Мак- намарра[18] — да, бесконечен список тех, на кого они сваливают ответственность за собственные преступления. И это делает происходящую здесь, в Вашингтоне, демонстрацию коллективной вины столь блям-блям-блям-блям-блям-блям-блям-блям. Ибо блям-блям духа и блям-блям-блям-блям-блям-блям-блям, за которые умирали наши сыновья блям-блям-блям-блям-блям разум и достоинство блям-блям-блям-блям-блям достоинство и разум. Нет, не вините тех, кто собрался здесь, в Вашингтоне, чтобы признаться в убийстве Президента. Но восхваляйте их за доблесть, за их блям-блям- блям, их блям и их блям-блям, ибо блям-блям-блям-блям, как вы и я. Мы все виноваты. И лишь рискуя блям-блям-блям-блям-блям-блям-блям забыть. С вами был Стояк Дуболобый из национальной блям.
— …мазохисты, макаронники, марконаны, меньшинство, возомнившее себя большинством, мозгляки, мастурбаторы, малоумки, мизантропы, маменькины сынки, много-шумники-из-ничего, молокососы, мужеложцы…
— Джентльмены, вследствие все возрастающего интереса, который наш народ проявляет к ситуации, складывающейся здесь, в Вашингтоне, мы решили действовать несколько быстрее, чем планировали ранее, и уже сегодня показать вам рентгеновский снимок оставшейся не показанной челюсти. Мы надеемся, что предъявляя вам снимки
— Вы имеете в виду убийство, Хвалец?
— Не уверен, что мне хотелось бы в такое время прибегать к столь взрывоопасному слову. Возможно, я не увеличу тиражи газет и все же я предпочел бы, точности ради, оставить за собой право использовать слово «ситуация».
— Иными словами, вы-таки допускаете, что «ситуация» имеет место?
— Не помню, чтобы я это отрицал.
— А что слышно насчет похорон, Хвалец?
— Давайте сначала разберемся с ситуацией, а там уж перейдем и к похоронам. Еще вопросы есть?
— Где в настоящее время находится тело Президента?
— Отдыхает от трудов.
— Отдыхает в мешке или снаружи?
— Джентльмены, не надо на меня давить. Президент отдыхает от трудов. Это самое главное.
— Скажите, Хвалец, его так в мешке и похоронят? Имеются сведения, будто Первая леди решила, что с учетом преданности Президента правам нерожденных, его захоронение в мешке будет уместным и правильным. Вот как, помните, тело Кинга вез караван мулов.
— Какое бы решение ни приняла Первая леди, я уверен, что оно будет отличаться хорошим вкусом.
— А что такое творится с мистером Как-Его-Там, Хвалец? Он по-прежнему торчит на подиуме, уверяя, будто все это куча вранья. Хотя бы
— Без комментариев.
— Скажите, Хвалец, правда ли, что в промежутке между выступлениями Вице-президент втайне уже принес президентскую присягу и что в настоящий момент он является действующим президентом.
— С какой это стати? Определенно нет.
— Господин Президент, не могли бы вы хотя бы теперь объяснить нам почему президентская присяга была принесена вами втайне, в промежутке между выступлениями, так что вы, в действительности, были действующим президентом, продолжая уверять всех, будто слухи о смерти президента Диксона распространяются врагами нашей страны.
— По-моему, ответ достаточно очевиден, джентльмены. Страна способна обходиться без президента не в большей мере, чем, скажем, яйценос без предипитаций, или, уж если на то пошло, яйцеовулятор без пред-прерогативного пародонтегена. Разумеется, драплеры, дришаки и дряньдудоны готовы глазной зуб отдать на холодец, чтобы все было по-другому, но присягательный предапортатор этой параши и высекновение вашей верности тому-сему не удастся вывергнуть и втоптать, пока я, ваш Президент, млею в мстительной злопамятности мармидона.
— Господин Президент Как-Вас-Там, здесь ходят предположительно уродливые слухи, сводящиеся к тому, что причина, по которой вы отрицали, будто вам известно что-либо о кончине Президента, крылась в вашей боязни, что перст подозрительности может указать на вас. Можете ли вы что-либо сказать об этих предположительно уродливых слухах?
— Да, у меня есть что сказать и я намерен сказать, что у меня нет ни малейших сомнений относительно того, какими чувствами я в дальнейшем проникнусь к распространителям этих слухов. И если
