Он взмахнул палочкой в пятый раз. Раздался громкий хлопок, и на полу возник домовой — с рыльцем вместо носа, громадными, как у летучей мыши, ушами и огромными налитыми кровью глазами, одетый в грязные тряпки. Увидев, как он припал к ворсистому ковру, тётя Петуния испустила душераздирающий вопль; никогда на её памяти ничто столь омерзительное не попадало к ней в дом… Дадли подобрал с пола босые ноги, большие и розовые, и задрал их чуть ли не выше головы, словно считал, что эта тварь может вскарабкаться по его пижамным штанам, а дядя Вернон проревел:
— Что это, чёрт побери, за?..
— …Хрычер, — закончил Дамблдор.
— Хрычер не будет, Хрычер не будет, Хрычер не будет! — проквакал домовой почти так же громко, как и дядя Вернон, топая длинными шишковатыми ногами и дёргая ушами. — Хрычер принадлежит мисс Беллатрикс, о да, Хрычер принадлежит Блэкам, Хрычер хочет к своей новой хозяйке, Хрычер не пойдёт к этому щенку Поттеру, Хрычер не будет в неволе, не будет, не будет…
— Как видишь, Гарри, — громко произнёс Дамблдор, перекрывая непрекращающееся хрипенье Хрычера «не будет, не будет, не будет», — Хрычер определённо сопротивляется тому, чтобы ты стал его хозяином.
— Мне всё равно, — повторил Гарри, с отвращением глядя на извивающегося и топающего ногами домового. — Мне он не нужен.
— Не будет, не будет, не будет, не будет…
— Ты предпочтёшь передать его в собственность Беллатрикс Лестранг? Учитывая, что он жил в штабе Ордена Феникса весь прошлый год?
— Не будет, не будет, не будет, не будет…
Гарри уставился на Дамблдора. Он знал, что Хрычера нельзя отпускать к Беллатрикс Лестранг, но сама мысль стать владельцем домового и нести ответственность за тварь, предавшую Сириуса, не укладывалась у него в голове.
— Отдай ему приказ, — предложил Дамблдор. — Если он перешёл в твою собственность, он будет вынужден подчиниться. Если нет, то нам придётся изыскать другой способ, чтобы держать его подальше от законной хозяйки.
— Не будет, не будет, не будет, НЕ БУДЕТ!
Голос Хрычера перешёл в визг. Гарри не придумал ничего лучше, как рявкнуть:
— Хрычер, заткнись!
Какое-то мгновенье казалось, что Хрычер сейчас задохнётся. Он схватился за горло, губы продолжали шевелиться, глаза выпучились. Через несколько секунд отчаянного сглатывания он уткнулся лицом в ковёр (тетя Петуния застонала) и начал колотить по полу руками и ногами в яростной, хоть и абсолютно безмолвной, истерике.
— Ну что ж, это упрощает дело, — весело заявил Дамблдор. — Кажется, Сириус знал, что делал. Ты являешься полноправным владельцем дома номер двенадцать по площади Угрюмолд и Хрычера.
— А я… я должен держать его всё время при себе? — спросил Гарри, в ужасе от вида Хрычера, бьющегося на полу у его ног.
— Если не хочешь — нет, — успокоил его директор. — Если позволишь дать совет, ты мог бы отослать его в Хогвартс работать на кухне под присмотром наших домовых.
— Ну да, — вздохнул Гарри с облегчением, — да, я так и сделаю. Э-э… Хрычер… Я хочу, чтобы ты отправился в Хогвартс и стал там работать на кухне вместе с другими домовыми эльфами.
Хрычер, который теперь лежал на спине, размахивая в воздухе руками и ногами, бросил на Гарри полный глубочайшей ненависти взгляд и с громким хлопком исчез.
— Хорошо, — одобрил Дамблдор. — И ещё остался вопрос насчёт гиппогрифа Конклюва. Хагрид ухаживает за ним с тех пор, как умер Сириус, но Конклюв теперь твой, так что, если ты предпочтёшь распорядиться иначе…
— Нет, — сразу же ответил Гарри, — он может остаться с Хагридом. Думаю, так будет лучше.
— Хагрид придёт в восторг, — улыбнулся Дамблдор. — Он так радовался, что Конклюв снова с ним. Кстати, мы пока решили, в интересах безопасности Конклюва поменять ему имя на Сизокрыл, хотя вряд ли Министерство когда-нибудь догадается, что это тот самый гиппогриф, однажды приговорённый к смерти. Ну что, Гарри, твой чемодан собран?
— Э-э…
— Сомневался, что я приду? — проницательно предположил Дамблдор.
— Я сейчас пойду и… э-э… закончу, — торопливо пообещал Гарри, спеша подобрать упавшие телескоп и кроссовки.
Ему потребовалось чуть больше десяти минут на сборы; наконец он умудрился извлечь из-под кровати плащ-невидимку, завинтил крышку чернильницы с цветосменными чернилами и, придавив котёл, закрыл чемодан. Затем, сгибаясь под тяжестью чемодана в одной руке и держа клетку с Хедвиг в другой, он потащился вниз по лестнице.
Однако, спустившись, Гарри с разочарованием обнаружил, что директор не ждёт его в прихожей и придётся возвращаться в гостиную.
В гостиной было тихо. Дамблдор едва слышно напевал себе под нос, явно чувствуя себя как дома, но атмосфера сгустилась так, что её можно было резать ножом, и Гарри, не осмелившись даже посмотреть в сторону Дёсли, произнёс:
— Профессор… Я готов.
— Хорошо, — сказал Дамблдор. — Тогда последний вопрос.
И он ещё раз обратился к Дёсли.
— Как вам, несомненно, известно, Гарри через год станет совершеннолетним…
— Нет, — отозвалась тётя Петуния, впервые с момента прибытия Дамблдора вступая в разговор.
— Прошу прощения? — вежливо переспросил Дамблдор.
— Нет, не станет. Он на месяц младше Дадли, а Дадлику исполнится восемнадцать только через два года.
— Понятно, — довольно сообщил директор, — но в мире волшебников становятся совершеннолетними в семнадцать лет.
Дядя Вернон пробормотал «Чёрт знает что!», однако Дамблдор не обратил внимания на его слова.
— Сейчас, как вам уже известно, в мир возвратился волшебник, называющий себя Лордом Волдемортом. Колдовское сообщество в настоящее время находится в состоянии войны. Гарри, которого Лорд Волдеморт уже пытался убить множество раз, сейчас грозит даже большая опасность, чем в тот день, пятнадцать лет назад, когда я оставил его у вас на пороге. Тогда же я оставил и письмо, в котором рассказал об убийстве его родителей и выразил надежду, что вы будете заботиться о нём, как о собственном ребёнке.
Дамблдор сделал паузу. Хотя голос его оставался мягким и тихим и очевидных признаков гнева заметно не было, Гарри ощутил нечто вроде холода, исходившего от директора, и заметил, что Дёсли очень тесно придвинулись друг к другу.
— Вы не выполнили мою просьбу. Вы никогда не относились к Гарри как к сыну. Он не видел от вас ничего, кроме презрения и, зачастую, жестокости. Лучшее, что можно о вас сказать — он, по крайней мере, избежал ужаснейшего вреда, который вы нанесли несчастному мальчику, сидящему между вами.
Тётя Петуния и дядя Вернон машинально оглянулись, будто ожидали увидеть кого-то, кроме стиснутого между ними Дадли.
— Это мы-то плохо обращались с Дадликом? О чём вы?.. — с яростью в голосе начал дядя Вернон, но Дамблдор остановил его призывающим к молчанию жестом; воцарилась тишина, словно дядю Вернона лишили дара речи.
— Волшебство, к которому я обратился пятнадцать лет назад, обеспечивает Гарри мощной защитой, пока он может называть это место родным домом. Каким бы несчастным, каким нежеланным он себя здесь ни чувствовал, как бы плохо вы с ним ни обращались, но вы хотя бы, скрепя сердце, предоставили ему кров. Это волшебство перестанет действовать в тот момент, когда Гарри исполнится семнадцать; другими словами, в тот миг, когда он станет мужчиной. Я прошу только одного: чтобы перед его семнадцатым днём рожденья вы позволили ему последний раз вернуться в этот дом, благодаря чему до этого времени защита
