– Не слышал о таком.
– На наши деньги – капитан третьего ранга или гидро-майор.
– Ага, так понятней. – Поправив очки, генерал вновь углубился в бумаги.
Я беспощадно поглощал бокал коньяка, как Баренцево море поглотило Рауля Амундсена, и продолжал выворачивать наизнанку память, подбирать благозвучные слова и составлять их в предложения…
– Значит, твой дед – Матвей Никифорович – имел возможность совершить побег с немецкой базы? – снова оторвал меня от творческого процесса Горчаков.
– Имел. Но, во-первых, был лишен зрения извергом Рашером. А во-вторых…
– Что во-вторых?
– Во-вторых, он рассказал об ощущениях, охвативших в первые минуты свободы.
Сергей Сергеевич благожелательно воззрился на меня поверх очков:
– Вероятно, с одной стороны, его душу переполняло счастье, а с другой – полная безысходность.
– Да, он незряче глядел на голые безжизненные скалы, на покрытую льдом бухту, ежился от ледяного ветра и понимал, что через несколько часов все равно погибнет. Убежать с этого острова было невозможно.
Спустя минут пять в дверь каюты постучали. На пороге возник врач, и мы чуть ли не в один голос спросили:
– Как Маринин?
– Пулю извлек, поврежденные ткани обработал. Кость задета, но цела, – замялся он. – В общем, все, что касается раны, – в относительном порядке.
– А что не в порядке? – нахмурил брови генерал.
– Вызывает некоторое опасение его моральное состояние. Какой-то он поникший, раздавленный.
– Плохо. Если эта история сломала парню психику – боевым пловцом ему не быть.
– Под водой и в подскальной базе он действовал отлично, – заступился я за старлея. – Я знаю, в чем дело.
– В чем?
– В его отношениях с супругой. Сергей Сергеевич, дайте минут на десять спутниковый телефон.
– Это важно?
– Очень.
– Бери…
– Татьяна?
– Да.
– Вы супруга Маринина Владимира Андреевича?
– Да. А с кем я говорю?
– Я его непосредственный начальник, капитан второго ранга Черенков Евгений Арнольдович, – подмигнул я лежащему под одеялом Маринину.
Он, глуповато улыбаясь, слушал мой треп с его женой.
– А что случилось? Он ведь в командировке?…
– Да, он в очень ответственной командировке, куда отбирались самые лучшие профессионалы.
– Понятно. Я вас слушаю, – сказала она ровным, уверенным тоном.
Пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию. Если она не поможет – тупо посоветую парню подать на развод.
– Вынужден огорчить: при выполнении сложнейшего задания ваш муж получил тяжелое ранение. Однако, проявив мужество, настойчивость и отвагу, он исполнил свой долг до конца, за что будет представлен к высокой правительственной награде.
Фразы получились сухими и официальными, но меня это не беспокоило – все военные начальники обязаны изъясняться именно так.
В трубке на несколько секунд воцарилась пауза. Затем дрожащий голос спросил:
– Он жив?
– Жив. Но ему необходимо длительное лечение. Сейчас командование подыскивает Владимиру подходящую клинику за границей.
На другом конце всхлипнули:
– А почему же Володя не хочет лечиться в Москве?
– Я разговаривал с ним на эту тему. Его ответ прозвучал так: «Чем дальше – тем лучше».
– Так и сказал? – молодая женщина чуть не захлебнулась слезами.
После нескольких секунд тактического молчания я снисходительно предложил:
– Могу дать ему трубочку. Только не злоупотребляйте временем – это специальный канал спутниковой связи.
– Позвольте мне с ним поговорить! – оживилась Татьяна. – Пожалуйста! Хоть полминуты!..
Подмигнув, я передал трубку Маринину и направился к двери. Мне еще предстояло описать встречу с дедом, изложить его рассказ о жизни в подскальной базе, рассказать о последних минутах жизни немецкого призрака U-3519…
Вздохнув, перешагнул порог. Прикрывая дверь лазарета, на миг обернулся и увидел счастливую улыбку на лице старлея…
