расценке. Но всей земли несчастного не хватило на то, чтобы покрыть долг. С горя старик умер, а долг его перешел по наследству к Ван Аню и его семье. Теперь Ван Ань не может уйти из барака, пока не будет выплачен его долг, который все время растет. Ван Ань считается «неисправным должником». Он не имеет права переступать порог дома хозяина и при разговоре с ним обязан стоять на коленях. Долг у Ван Аня громадный, и вряд ли он сумеет выплатить эти деньги за всю свою жизнь. Вернее всего, что этот долг перейдет впоследствии к его сыновьям.
— Мы умрем с голоду, — шепчет Инь-лань.
Ван Ян выходит. Солнце обливает горы словно раскаленным потоком лавы. Вдали горячий воздух заметно течет, как сахар, тающий в теплой воде. Над оросительными канавами чуть заметны легкие струйки пара.
Засыхающие старые деревья резко обозначились на небе, и даже вечно сверкающая вода на быстринах реки, кажется, течет тише.
Уровень воды на рисовых полях очень низок. Такого уровня давно не видели опытные крестьянские глаза. А ведь время «малых дождей» уже наступило…
Фу все продолжает торговать на площади. Вокруг него масса соломенных шляп, похожих на грибы, и хмурые, заискивающие, загорелые лица. Подходит Ван Ань, кабальный арендатор.
— Тебе не дам, — говорит Фу. — За тебя некому платить.
Ван Ань поджимает губы и отходит. Ван Ян протискивается через толпу и угрюмо кланяется. Фу смотрит на него пристально:
Опять пришел? Я уже сказал: я не могу больше прощать долги. Надо платить. Принеси мне семь связок медных монет или на такую же сумму серебра.
Прошу почтенного Фу… Откуда мне взять серебро?
— Никаких просьб! — ворчит Фу. — Ты мог бы устроить свои дела, как разумный человек. Мне сказали, что Ван Чао-ли предлагал тебе стать его арендатором. Он дает тебе рисовую рассаду и буйвола за такие пустяки, как пол-урожая.
Ван Ян делается еще мрачнее:
Мне нужна земля моих предков.
Достойное желание, — язвительно говорит Фу, — но некоторые желания невыполнимы. Я слышал даже стороной, что добрый Ван Чао-ли готов внести часть твоего долга, лишь бы помочь тебе. Он заботится о вас, как о детях,
В толпе глухой, неопределенный ропот. Фу оглядывается с беспокойством.
— Вы потеряли уважение к «отцу», к великому Вану?
Он «отец» тем, кто несет ему рыбу и овощи по праздникам, — замечает крестьянин, стоящий в задних рядах. Судя по голосу, это Ван Ань.
У нас голод…
У него амбар набит зерном. Это наш общинный амбар, он держит его на запоре…
Фу испугался. Впервые так невежливо отзывались об «отце» крестьяне.
— Великий Ван Чао-ли лучше знает, что делать с вашим амбаром, — говорит Фу сухо. — Но, так и быть, — обращается он к Ван Яну, — я даю тебе еще мешочек из уважения к сединам старца. Твой отец потерял зрение от старости?
Нет, — потупившись, отвечает Ван Ян. — У него выколоты глаза.
Как?
Четыре года назад у нас еще был буйвол. Он забрел в рисовое поле Ван Чао-ли. И это заметил Чжан Вэнь-чжи…
Владелец закладной конторы?
Да. Он побежал к Ван Чзо-ли и сказал, что буйвол моего отца ест молодые ростки. Ван Чао-ли с сыновьями отправился туда. Меня не было, а поблизостибыл мой отец Ван Хэ. На него накинулась толпа миньтуаней[10]* и сыновья Ван Чао-ли. Они потащили его. По дороге они решили выколоть ему глаза за то, что он плохо смотрел за скотиной. Мой отец просил, умолял, предлагал все имущество. «Нет, — сказали они, — нерадивый крестьянин должен быть наказан, чтобы другие не испортились». Чжан Вэнь-чжи был там, и он смотрел и молчал.
И они выкололи ему глаза?
Да. Я нашел его в крови, и он не узнал меня.
Фу молчит некоторое время.
Таково было желание неба, — говорит он.
— Да. Мой отец ходил к алтарям в Учан и даже в Нанкин, Жег свечи, много свечей. Ходил к прорицателям. Потом он с горя пошел даже к заморским дьяволам в самом конпе реки. У них есть такая лавка, где, говорят, пришивают руки, ноги и даже голову[11]**. Отец просил вставить ему новые гляза, чтобы он мог видеть. Но они не хотели. Тогда он отправился назад. Он странствовал целый год.
Фу говорит:
Таково желание неба.
И доброго вашего «отца» Ван Чао-ли, — добавляет чей-то насмешливый голос из задних рядов.
Фу испуганно оборачивается.
Кто это сказал?
Молчание. Грубые, усталые лица крестьян неподвижны.
Фу где-то слышал этот голос. Он силится вспомнить и не может. Этот голос послышался из группки лодочников и рабочих, которые притащили джонку купца. Они стоят толпой и посасывают трубочки.
Я был на юге, — продолжает тот же голос. — Все тамошние «отцы» уже без голов. Там крестьяне знают, какая цена доброте неба и хозяина.
Тише! — кричит Фу. — Если об этом узнает окружной начальник…
Вы тут сидите и гнете спины, — перебил его знакомый голос, — и не знаете, что «Красные Повязки» вступили в Хунань[12]***, что они сильнее, чем маньчжуры, что императорские наместники бегут от них и по всему югу бушует буря…
Молчи! — завопил Фу. — Я не желаю, чтобы моя голова слетела вслед за твоей!
Не знаю, как ты, а я не боюсь за свою голову, — ответил голос. — У меня есть друзья на переправе в Цзэйцзинь.
Купец осекся. Цзэйцзинь в буквальном переводе значит «разбойничья переправа».
— Собирай свои товары, почтенный, — продолжал голос. — Скоро будет великое потрясение. Нынче плохой фыншуй для вашего брата. Увидишь: не пройдет и месяца, как в этих местах будет большой пожар. Скоро вся река будет в огне.
Небо… — начал кто-то из крестьян.
Небо молчит. Вы видите, оно не шлет ни капли дождя. Небо высохло. Боги мертвы. «Красные Повязки» режут косы и убивают маньчжурских генералов, а небо молчит. Возьмите ножи, глупые деревенские головы! Помните, как сказано: «Малые Мечи» сметут все дочиста!'[13]*
'Малые Мечи'… — повторили некоторые. Им был знаком этот клич.
Купец торопливо собирал товары. Он знал, как опасны такие речи. Через несколько минут его не было на площади.
Крестьяне обступили лодочников.
— Кто это сказал? — спросил Ван Ян.
Из толпы вышел коренастый, широкоплечий человек в синей просторной куртке. Левая щека у него была рассечена.
Где тебя так разукрасили? — удивился Ван Ян. — Ты сражался с разбойниками?
Я сражался с заморскими дьяволами возле Кантона. Я видел их большие корабли и пестрые флаги. Мне разорвало щеку осколком от их огненного ядра. Я был в отрядах пинъинтуань[14]* и воевал с ними в трех приморских провинциях. Но они оказались сильнее нас. Теперь я стал грузчиком.
Расскажи про 'Красные Повязки', — хмуро сказал Ван Ань.
