скамейке в парке. Она ела мороженое и читала все ту же книгу.
— Привет! — Вовка спрыгнул с велосипеда и присел рядом. — А ты чего вчера убежала?
— Я не убежала. — отозвалась Лизка, и было не понятно, издевается она или говорит серьезно. — Я, вообще-то, просто попросила кукурузы. Ты дал, а я пошла по делам. Разве еще что-то надо было?
— Ну, не знаю. — Вовка растерянно пожал плечами. Раньше он как-то не задумывался над тем, чтобы болтать с девчонками. — Я поговорить хотел, пообщаться.
— Ну, давай сейчас пообщаемся. — Лизка захлопнула книгу. — Я до обеда все равно ничего не делаю. Ты обиделся что ли на вчерашнее?
— Нет, не обиделся. Просто ты это… за кукурузу-то не заплатила! — сказал это, а от стыда стремительно запылали уши. Что за глупости говорит? — Но и не надо платить. Я и хотел сказать, что я тебе ее подарил. Вот… а что за книжку читаешь?
— Про путешествия. Обожаю читать про разные страны. Там так здорово! Скалы, океаны, киты, обезьяны, животные разные. Мечтаю стать путешественницей!
— Я тоже, — сказал Вовка.
— Что? Любишь путешествовать?
— Книжки читать люблю, вот.
— А я, когда вырасту, буду сама писать книжки, вроде этой, про дальние страны. Буду путешествовать и писать. Я уже в 'Одноклассниках' написала первую заметку. Про то, как ездила на море.
— Я тебя добавлю и почитаю. — сказал Вовка. — Обязательно. Ты, наверное, здорово пишешь.
— Может быть. — Лизка внезапно рассмеялась. — Ты странный!
— Я из Мурманска. Там все такие. А ты откуда?
— Из Владимира. Тут недалеко, чуть больше суток на поезде ехать.
— Первый раз здесь?
— Ага. К бабушке, вот, приехала.
— Хочешь, покажу тебе станицу? Тут много разных интересных мест… — хотел еще добавить и про друзей, но осекся. Не хотел он именно сейчас знакомить Лизку с друзьями. Может быть, попозже.
— А, давай. — сказала Лизка.
И они пошли по станице. Вовка катил велосипед, Лизка несла книгу и маленький розовый зонт 'от солнца'. Впервые в жизни Вовка искал подходящие слова для разговора, но не находил их… в самом деле, не расскажешь же Лизке мальчишеские новости о футболе, о шрамах, о новом фильме, об игре на приставку или о свежем выпуске комикса про Росомаху? Вот так и бродили, молча по станице. Вовка провел Лизку к площади, где находился Дом Культуры и памятник неизвестному солдату. Потом показал озеро, а чуть дальше — речку, в которой можно было ловить рыбу едва ли не голыми руками. Следом за речкой прошли по узким станичным улочкам, купающимся в летнем солнечном свете, к железной дороге и гаражам, где всегда было интересно играть в прятки, особенно по вечерам. Еще Вовка показал единственный в станице книжный магазин — в нем помимо книг продавали еще одежду, парфюмерию и канцелярские товары. Честно говоря, книг там было даже меньше, чем одежды. После магазина прошли в крохотный парк, возле местной школы, который казался заросшим и заброшенным. Отыскав чистую скамейку, Вовка предложил поесть мороженного, и умчался в киоск. Там-то он и встретился с Артемом и Серегой.
— Ну-ка, вводи нас в курс дела! — потребовал Серега с озорной улыбкой на лице. — За спиной друзей, значит, свадьбу решил устроить?
— Ничего не свадьбу. Просто девочка новенькая, вот, решил показать, что у нас тут и как.
— И как?
— Хорошо.
— Познакомишь?
— Ну. — смутился Вовка. — Познакомлю!
Но, когда Вовка с друзьями вернулся к лавочке, Лизки там уже не было. Остался только Вовкин велосипед, аккуратно пристегнутый к стволу молоденького дерева.
Так и пошло дальше: Вовка томился мыслями и переживаниями, а Лизка оставалась равнодушной, не отказывалась от совместных прогулок, но и не задерживаясь с Вовкой надолго.
Когда он встречал ее на улице и, обрадованный, предлагал прокатиться до озера и искупаться, Лизка соглашалась, купалась, загорала на солнышке, но потом быстро собиралась и уходила, бросая на прощанье короткое и почти безразличное: 'Ну, пока'. Когда Вовка предлагал ей заглянуть в пиццерию и поболтать, Лизка убирала книгу подмышку и шла следом, но, поев пиццы, бросала: 'Ой, мне пора', и убегала, ни разу не обернувшись.
Друзья же, видя подобное, незлобно потешались над Вовкой, называя его горе-казановой, предлагали послать Лизку на пять крепких букв и пойти с ними по грибы. Вовка соглашался, даже внутренне готовился к последней встрече с Лизкой, на которой высказал бы ей накипевшее, и решил бы раз и навсегда завершить их односторонние отношения, но стоило увидеть Лизку, с книжкой в одной руке и с зонтиком в другой, как разумные слова вышибало из головы напрочь. И Вовка не находил ничего лучшего, как звать Лизку с собой по грибы, или еще раз искупаться, или поиграть в прятки с друзьями.
Толик, Артем и Серега в присутствии Лизки вели себя хуже некуда, и их шутки над Вовкой принимали определенные едкие очертания, но Лизка как будто ничего не замечала, продолжала относиться к Вовке так же приятельски равнодушно, как и раньше.
Однажды Толик философски заметил: 'Вот так и проходит жизнь. Ты бежишь за счастьем, а счастью все равно'.
И Вовка решился.
Он встретил Лизку, сидящую на лавочке в парке, с все той же неизменной книжной в руках, притормозил возле нее и нарочито отстраненным голосом произнес:
— Поговорить надо.
— Ладно. — легко согласилась Лизка, водя тонким пальчиком по строчкам в книге. — О чем?
— Я больше не буду с тобой… ну, дружить. Общаться…
— Хорошо. — Лизка на мгновение оторвала взгляд от книжки. — Не хочешь — не надо.
— Ага. — все внутри Вовки дрожало и ухало. Очень хотелось сорваться с места и умчаться на велосипеде, куда глаза глядят. Подальше отсюда, подальше от лавочки и от Лизки, и из парка и вообще из этого мира. — И это все, что ты хочешь мне сказать?
Лизка кивнула. Потом, помолчав, добавила:
— С тобой было интересно.
И вот тут Вовка нажал на педали и помчался прочь. Он не плакал — мужчины вообще никогда не плачут — но что-то горькое и неприятное подкатило к горлу, а в глазах щипало. Вовка колесил по станице, выбирая самые узкие, самые неровные улочки, въезжал на полной скорости в лужи и гонял ногами подвернувшихся случайно кур. Потом стало темнеть, но и в темноте Вовка не сбавлял скорости, надеялся, что влетит в какую-нибудь неприметную яму, сломает себе ногу или руку и уедет в больницу на все оставшееся до конца лета время. Очень уж не хотелось оставаться в станице, зная, что где-то рядом живет эта Лизка…
И уже поздно ночью он приехал домой, под охи и причитания испуганной бабушки, стащил с себя грязную одежду и зарылся лицом в подушку, желая остаться один на один с пасмурными, тяжелыми мыслями.
С тех пор оставшиеся дни стремительно убегающего лета Вовка обходил Лизку стороной. Игнорировал. Вот так проезжал мимо на велосипеде, или проходил с друзьями, или сталкивался в киоске, где покупал очередное мороженое (оно, как известно, летом в ходу) — и смотрел будто сквозь Лизку, молчал, делал вид, что нет никого рядом, как если бы Лизка была призраком, которого никто, кроме продавца мороженого, не видит. А в душе клокотало. В душе что-то рвалось наружу. Вовка торопился, ему казалось, что если Лизка заговорит с ним, попросит прощения или предложит снова дружить, то он, Вовка, не в силах будет отказать, и даже обрадуется. Впрочем, по Лизке было видно, что она не сильно переживает. Вернее, она оставалась такой же отстраненно равнодушной, как и раньше: гуляла по парку, читала книжки на лавочке и даже сама ходила купаться к озеру. Подружек Лизка себе и не завела. Вовка же очень надеялся, что на следующее лето ее уже не привезут.
За долгий период дождливой Мурманской осени, хмурой снежной зимы и редких оттепелей в апреле